Одиночество, как полный отстой

Чешуев, кряжистый 55 летний парень с лысоватой, как коленка младенца, головой опаздывал на корпоративную вечеринку. «Опять все выпьют без меня!» — огорченно думал он, вспоминая, как в прошлом году весь вечер провел трезвым, в то время, как облевался даже шеф. В метро, как назло, была пробка, поэтому решил ехать на случайном частнике. Чешуев из своего жизненного опыта знал, что тормозить следует машины попроще и подешевле. Никогда не останавливаются Ламборгини, Ягуары и Кадиллаки. Зато «семерки» и «копейки» – почти всегда.

Чешуев махал руками, как кукольный Пьерро. Как ни странно, «Копейки» равнодушно проносились мимо. Зато со cкрипом резко тормознул четырехдверный лимузин Pagani Zonda (2-х турбинный мотор, 700 лошадиных сил, 12 цилиндров. Шести ступенчатая механическая КПП. Самоблокирующийся дифференциал).

Чешуев сразу и не понял, что это ради него остановилась эта черная красотишша!

— Куда тебе, приятель! – окликнула его невероятной красоты девушка, выглянувшая из авто.

— Вы это мне? – спросил растерянный Чешуев.

— Тебе, тебе, дурачок! Прыгай сюда быстрее!

Чешуев, неловко приподняв полы дедушкиного пальто от Большевички, уселся рядом с девушкой на переднее сидение. В кабине стоял устойчивый запах духов Clive Christian (1820 долларов за флакон 30 мл). Золотом блеснули на руке девы часики Breitling.

— Куда едем? – задорно спросила красавица, кокетливо сверкнув бриллиантом в переднем зубе.

— В Митино! – робко сказал Чешуев, прикрыв ладошкой рот, чтобы крепкий запах съеденного накануне беляша не перебил аромат Clive Christian.

— О! Кей, приятель! – девушка ударила по газам, и машина резко рванула вперед.

— Выпить не желаете? – спросила она, скосив на него красивые глаза.

— А есть? – спросил Чешуев.

— Ноу проблем! – девушка открыла бар на передней панели, и взгляду Чешуева открылся ряд бутылок: «Мartini» «Otard» «Портвейн 777».

— Что вы предпочитаете в это время суток? – спросила красавица, на ходу протирая стаканы и подготавливая шейкер.

— А случайно нет у вас простой самогоночки. Деревенской. Хочется, как встарь. Мой дедушка, декабрист, слыл одним из мастеров древнего искусства приготовления настоящего самогона. Он-то и приучил меня, мальца, к искусству потребления самогона.

— Самогонка? Найдем! Закусить будете? Есть фондю. Древнее блюдо альпийских пастухов.

Она подала Чешуеву наполненную до краев ендову.

— Самогон подают исключительно в ендове! – пояснила она.

Чешуев с уважением принял ендову из украшенных кольцами от Сваровски, тонких рук красавицы и робко махнул напиток. Крякнул и отрыгнул от удовольствия. Такого самогона он не пивал давненько. Девушка с каким-то материнским умилением смотрела на то, как он закусывает фондю.

— Зацепило хоть чуть-чуть? Торкнуло? Вот вы думаете, почему я бомблю по ночам? – неожиданно спросила она, лихо обгоняя старенький «Запорожец». — Думаете, из-за денег? Вы ведь так думаете?

— Нет! Не думаю! – сказал торопливо Чешуев с набитым пищей ртом, отчего большой кусок фондю, выскочивший из его недр, попал на переднее стекло, отчего то слегка треснуло. Чешуев торопливо, чтобы не заметила хозяйка, вытер стекло рукавом.

— Ничего страшного, — рассмеялась девушка. – Это так естественно! Так вот, милый вы мой, денег у меня до хрена и больше. Дом на Рублевке, три машины Порш, Субару, Бентли, и, как вы, наверное, догадались, бомблю я не на самой лучшей из них. Конечно, в моем кругу бомбить не принято, и это занятие вызывает даже некоторое необоснованное презрение. Никто из моих близких не догадывается о моем тайном ночном занятии.

— Ни хрена себе! – воскликнул ошарашенный Чешуев, уже с нескрываемым, неподдельным интересом стал приглядываться к новой знакомой. После ендовы самогонки она показалась ему еще красивее, чем раньше.

— Еще самогонки? – спросила она, ловко подрезая милицейский «Газик», отчего тот врезался в маршрутную «Газель».

— Не откажусь! — После второй ендовы она показалась ему еще более притягательной и сексуальной. А уж после третьей и четвертой ендовы Чешуева так развезло, что она  превратилась просто в Богиню, и в драбадан забалдевший в одночасье Чешуев еле сдерживал себя от того, чтобы не впиться в ее губы страстным поцелуем, чтобы ставшими сильными руками не сорвать с нее ажурную кофточку, лифчик, трусы, не попрать ее  хрупкое тело страстно и безумно. Он робко положил свою худую, волосатую руку девушке на чуть шершавый капрон коленки. Она хитровато прищурившись, посмотрела на него, расхохоталась серебристым колокольчиком и нестрого погрозила пальчиком.

— Да вас изрядно прет! Ах вы, шалун и пройдоха! Не так быстро!

Чешуев смущенно убрал руку.

— Но и не настолько медленно! – загадочно добавила она, словно испугавшись своей суровости. — «Ибо ибуди дадао муди!», как говаривал великий Мао, что в переводе означает – «Шаг за шагом дойдем до цели!»

— Понимаете, Федор, в таких встречах, в таких откровенных и вольных дискуссиях, в трогательных и нежных прикосновениях и заключается прелесть моих ночных бомблений! Ведь наша рублевская жизнь лишена романтики и подобного драйва. Там все уже решено без нас, все спланировано и предсказуемо! Тусовки, казино, званые обеды, Куршевель, героин, косячок, Давос, Ямайка, шопинг, тренинг, фитнес, парфе из миндаля, жульен из черепахи, бриллианты к рождеству и платиновые коронки… Там каждый знает, сколько, когда и с кем! Жизнь Рублевки напрочь лишена драматургии любви. Тамошним негодяям достаточно подойти к тебе, подарить безделушку за четверть миллиона и сказать «Пошли, что ли, поебемся!» И все! После этого у тебя появится новая машина, новая шубка, новые трусики. И ты невольно чувствуешь себя продажной женщиной, проституткой, грязной распутной девкой, блядью, сукой позорной. Завтра подойдет другой. Третий, четвертый, пятый, шестой…. И так без конца и без края, изо дня в день, из года в год, до тех пор, пока не кончатся наши дни! – голос девушки предательски задрожал, на глазах появились напрошенные слезы. Но она тут же громко прокашлялась, отхаркнула горькую слюну в перламутровую, украшенную стразами плевательницу, стоящую рядом с дверью, и снова стала мужественной и стойкой, как прежде. — А настоящая жизнь проходит где-то рядом и, главное, мимо тебя! Здесь, на трассе, ты невольно на какое-то время забываешь о мерзостях своей прежней жизни. Ты точно знаешь, что у тебя ничего не появится, что может быть, что-то даже исчезнет без следа, но останется эфемерное ощущение нравственного совершенства половой чистоты, какого-то возвышенного очищения от рублевской грязи.

— Тахуй хаоешь вяхуя! – четко, по-дикторски, как ему показалось, сказал Чешуев.

— Простите, что вы сказали? – переспросила девушка, склонившись прямо к губам Чешуева и запечатлев на них сладчайший поцелуй.

— Каждый из нас по-своему одинок в этом мире, – еще четче  повторил Чешуев и тут же заснул крепким сном безгрешного человека. Проснувшись на следующее утро в своей холостяцкой кроватке под линялым одеялом он мучительно вспоминал, а был ли он все-таки на корпоративной вечеринке или же потерялся в пути?