ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

    Предо мной предстала страшная картина погрома, устроенного санитарами из психушки. Столик был опрокинут. На полу валялись бутылки. Фужеры. Вазы с цветами. Я был огорчен. Но одна мысль успокаивала меня. В спальне меня ждала прекрасная юная, очаровательная чувашка. Я прошел в спальню. На красных простынях, (моя мама застилает мне всегда красные простыни. Они меньше пачкаются, считает она. И на них не заметно крови!) в красном свете ночника, Сара лежала на животе без движения, жутко, с присвистом, храпя. Обнаженная и прекрасная, она словно бы нарочно представляла мне для обозрения предмет нашей давешней беседы с Актуалом, словно дразня и в то же время маня. Порожняя бутылка из под хереса валялась на ковре. Я склонился над ее попкой. Назвать жопой эту очаровательную круглую, упругую часть тела у меня не поднимался язык. Язык у меня не поднимался… Я провел по ней пальцем. Неужели есть хотя бы крупица истины в том, что я сегодня узнал. Неужели Она - живая? Неужели Она имеет автономное мышление? Разум? Мне стало страшно. Словно в подтверждение моих мыслей попка вздрогнула, дернулась, реагируя на прикосновение. Я нежно погладил ее, нежно поцеловал и словно погрузился в какую-то сладкую пучину небытия…
    Из памяти, словно умерший лепесток лилии, медленно всплыл казалось бы незначительный эпизод моей жизни, оказавший, тем не менее весьма значительное влияние на становление моего мировоззрения и отчасти на линию моего поведения.
    Однажды у меня вдруг засорился унитаз и вызвал я слесаря. И пришел в мой дом сантехник - симпатичный молодой мужчина, в светлом чесучовом костюме Bezotti ($47), отороченном мехом голубого соболя (среди соболей тоже встречаются извращенцы!), с книжкой "Улисс" Джойса, торчащей из подсумка. Пришел и к моему унитазу сразу бросился, даже не взглянув на меня. Я, кстати, тоже был одет в костюм Bezotti, но из светлой шерсти ($240).
    Оглядел сантехник унитаз мой со всех сторон. Обнял. Поцеловал. Прижался к нему, прислушался, ухо к нему приложив.
    - Что вы с ним сделали? - спрашивает со слезами на глазах.
    - Ничего мы с ним не делали! - ответил я уверенно. Я и в самом деле не поминал, чтобы я когда-то делал с унитазом что-то такое, не предусмотренное его функциональным назначением. Может, извращенец Трофим надругался над ним, невольно закралась подозрение, которое я тут же отбросил от себя с отвращением.
    - Что я, не вижу, что ли? - воскликнул сантехник. - Разве можно так обращаться с унитазом? Вы же срали в него! Так? Отвечать! - Вскричал гневно сантехник, вперив в меня свой пристальный твердый взгляд.
    - А что такого? - стал вдруг отчего-то виновато оправдываться я. - Все срут… - А вы на всех не равняйтесь! Все будут в окно прыгать, и вы тоже? - наседал на меня странный сантехник.
    - Нет! Я не буду! - гордо отрекся я.
    - Да и не в том дело, срали вы или нет! Вы же своим равнодушием довели унитаз до такого состояния, что он с вами и общаться уже не хочет! - парень погладил унитаз по корпусу. - Хороший! Хороший унитаз! Как нас зовут?
    - Кого? - не понял я.
    - Унитаз ваш?
    - Да никак! Как можно называть унитаз! Так и зовут - унитаз!
    - Эх вы! Унитаз! - передразнил сантехник. - Да вы другого отношения-то и не заслуживаете! Разве вы не знаете, что каждая вещь имеет душу! Она такая же частица мироздания, такая же думающая тварь, как и вы. Только формы мышления у нас различные, как и формы существования! Вы вроде бы неглупый человек, известный следователь. В какой-то степени - глубокий аналитик и даже где-то философ! Неужели вы и в самом деле не допускаете других форм существования во вселенной? К примеру - Жизнь в форме унитаза! Вот вы кто? Детектив? А ведь не исключено, что в прошлой жизни этот унитаз был каким-нибудь поэтом. А в следующей жизни, наоборот, вы станете унитазом! А он - детективом! Вот тогда помучаетесь! Вот увидите! Он вам еще задаст в следующей жизни! Он вас в тюрьму посадит!
    - Да ну… - недоверчиво сказал Я тогда, приглядываясь к унитазу повнимательнее. Я и впрямь стал припоминать, что иногда в тиши сортира мне слышались какие-то вздохи снизу, похожие на стихи, но я не обращал на них никакого внимания.
    - Да не "да ну", а точно! Каждый день, просыпаясь, необходимо поприветствовать каждую вещь, которую ты видишь! Каждый свой орган! Каждый свой член! Кстати! Вы с членом-то здороваетесь?
    - Нет! - ответил я честно.
    - Ну вот… О жопе я и не спрашиваю… Неужели это так трудно - подарить частичку тепла тем, кто находится рядом с тобой? - спросил в укоризной сантехник.
    - Да не трудно… Да так целого дня не хватит - всех приветствовать-то! - засомневался я.
    - О Господи! Да я не удивлюсь, если окажется, что у вас ничего не стоит! Вы же черствый эгоист! Вы же можете со всеми поздороваться одним разом, а с теми, с кем соприкасаетесь - в отдельности! Идете писать - поздоровайтесь хотя бы с писой своей! Неужели это так трудно? И вы увидите, как изменится мир вокруг вас! Как все заиграет разноцветными огнями. И вы измените свое отношение к этому миру, населенному добрыми людьми, добрыми тварями и добрыми вещами. Жить с миром в согласии - не в этом ли смысл нашего существования?
Я бы, возможно, никогда бы не воспринял всерьез слов этого безумного сантехника, но неожиданно, сразу после его ухода, унитаз как-то легонько вздрогнул, фыркнул, зажурчал и… ожил! Я вдруг с изумлением обнаружил, что унитаз исправно работает, весело журчит, как-то по-особому оживленно, поэтично и ласково.
    Вечером, улучив минуту, когда Трофим напившись текилы заснул возле телевизора, я тихонько проскользнул в туалет, развернул небольшой сверточек, который украдкой достал из кармана, и сунул в пасть унитаза кусочек торта, оставшегося после ужина. Потом я некоторое время мялся в нерешительности возле унитаза, глядя, как исчезает в бездонном горле пища, потом набрался духу и сказал:
    - Ты это… Брат… Извини… если я что-то не так… Как-то забываешь в суматохе-то…
    Я это сказал просто так, чтобы как-то оправдаться перед собой за свое равнодушие к окружающим меня вещам, но получилось все очень забавно и я не выдержал и рассмеялся, как дурак. Однако в тот миг мне вдруг показалось, что мой Унитаз по-доброму, благодарно улыбнулся мне в ответ. Хотя вполне возможно отнести эту улыбку на счет выпитого за ужином Портвейна. С тех пор я имею обыкновение, которое кому-то может показаться странным, громко здороваться по утрам со своим членом. Почему именно - с членом? Почему именно - со своим? Почему - громко? Много вопросов возникает в связи с этим! А ответ - один! Да потому, что именно мой член является моим самым лучшим, самым близким другом. Именно с ним я подолгу беседую, коротая томительные зимние часы сладкого одиночества. Именно ему, члену моему, я доверяю самые интимные тайны своего существования. Ему я рассказываю о своих чувствах, о своих радостях и заботах.
    У каждого человека в жизни есть какое-то близкое существо. У кого-то это - жена. У кого-то это - дети! Кто-то заводит собачку. У кого-то, как я теперь узнал - это жопа! А у меня есть мой член. Мой молчаливый собеседник, умный, преданный и понимающий. Он не требует особого утомительного ухода, отдельного питания, обязательных ежедневных прогулок. Иногда он требует женщину. Иногда простой братской ласки и внимания. Порой достаточно простого дружеского пожатия, чтобы успокоить его. А как он радуется, когда я с ним разговариваю! Я почти уверен, что редкому члену достается столько внимания, как моему! И он отвечает мне взаимностью и пониманием…
    …Мне снилось продолженье сна, который снится, как мне кажется, с рожденья. Я наконец от пола доску оторвал, чтобы перетащить куда-то труп того поэта, которого я убил я в прошлом снах. Он попросту тогда хотел развеселить меня. Он был шутом! Шутя закрыл глаза мне на цыпочках подкравшись сзади. Я резким отработанным движением локтя, как научил меня Сели когда-то, попал ему в висок. Потом достал свой меч и в грудь его вонзил. Упал поэт и мертвым стал. Под доски спрятал я его. Я знаю, что когда-нибудь в одном из снов и я нечаянно паду, сраженный пулей иль мечом. Я, шепчущий сегодня строки эти, вдруг стану мертвым, как стал живым однажды в давнем сне. Живым, одним из многих в безлюдной бесконечности вселенной, где властно только Слово, сливающееся в строки. Когда приду во сне к концу круговращенья, бесценный опыт смерти этого поэта извлеку, хлебну забвенья ледяного, чтобы остаться навсегда счастливым и влюбленным. Где череда тысячелетий? Где миражи клинков, несущих смерть поэтам и шутам? Есть лишь сегодняшнее завтра. Между рассветом и закатом нашего сознанья пучина тягот и лишений, неясных вспышек радости и горя, любви, разлуки и смертей. Из треснутого зеркала сознанья ночного тебе ответит " Да!" тот самый - посторонний, которого убил мечом случайным пробужденья своего. А сейчас он уже стал вонять! Жутко вонять! И я решил побыстрее убрать его из под пола своего дома, пока не пришел Трофим, или кто-нибудь еще. Я нагнулся над проемом и у меня перехватило дыхание… Проснулся я от того, что кто-то сильными руками сжал мне рот и нос, накрыв чем-то теплым лицо, прекратив доступ воздуха. Я, ничего не соображая со сна, заметался в панике, стараясь сбросить с себя противника, но все было бесполезно. Я забился в конвульсиях и почувствовал, что через несколько секунд все будет со мной кончено. Тогда я уперся ногами во что-то твердое и поднявшись на мостик все же сбросил с себя противника. Взору моему предстала удивительная картина. Прямо на меня смотрела жопа! Самая настоящая жопа! Я в ужасе закричал страшным совсем немужским криком. Эта жопа во сне обхватила мое лицо и сдавила своими сильными упругими ягодицами!
    - Что случилось? - услышал я нежный девичий голосок. Я вскочил. На моей двуспальной кровати лежала развалившись очаровательная обнаженная журналистка.
    Я облегченно вздохнул, найдя объяснение в своем сознании этому на первый взгляд происшествию. По всей видимости, вчера я заснул, разглядывая эту очаровательную попку. А утром девушка, обладательница этой прекрасной попки - повернувшись, накрыла меня ею. Чуть не убив при этом меня. Двери спальни резко открылась ударом ноги и на пороге предстал бледный, как смерть Трофим, в бронежилете, в каске, с дробовиком в руках. Не выпуская ружья из рук, он ловко сделав двойное сальто, оказался возле Сары, грубо приставил ствол к ее виску. - Что случилось, шеф? - спросил он хриплым, пропитым, как у певца - Рода Стюарта голосом, пристально оглядывая помещения в поисках вероятного противника. - Что сделал эта сучка?
    Трофима я взял на службу несколько лет назад из службы внешней разведки, откуда его поперли за пьянство, разврат, взятничество и мародерство. Однако навыков, приобретенных во время службы в разведке он еще не утратил. При всех своих недостатках, из которых болезненная склонность к садизму - не самый худший, Трофим был незаменимым телохранителем. Это подтверждали даже специалисты самого высокого класса. Трофима в прошлом годе приглашали работать в охране Президента, но Трофим с негодованием отверг это заманчивое предложение. "Не люб он мине! Боюсь убью я его!" объяснял он всем.
    - Все в порядке, Трофим! - успокоил я его. - Мне приснился дурной сон.
    - Опять про мертвеца?
    - Да, Трофим…- грустно сказал я.
    - Вытащили вы его из-под пола?
    - Нет еще… Там доски не отрываются…
    - Гвоздодер нужен! - мудро посоветовал Трофим. - И потом, настойку чабреца вам надо на ночь пити! Ту, что я вам давеча давал! Что бы сон был крепкий! Да с девками пора бы кончать! Развели притон! - заворчал Трофим.
    - Хорошо, хорошо Трофим! Ступай!
    Трофим убрал ствол от виска Сары, умудрившись на прощание все же больно двинуть ее прикладом по шее, склонился в почтительном поклоне, ловко подобрал с пола пустую бутылку из под Malaga blanko dulce, и, попятился к дверям задом, словно рак какой. Уже в дверях он печально и волооко поглядел на меня своими косыми от рождения глазами цвета винегрета и сказал:
    - Жениться вам надо!
    - Спасибо, Трофим! - ответил я учтиво.

< дальше >     < на ZOPA оглавление>

А.Мешков