В ПЛЕНУ ПОРЯДОЧНОСТИ

    Каждое утро я звоню Сашке. Я боюсь показаться навязчивым, но ничего поделать с собой не могу. Она как раз в это время обычно собирается в Университет.
    - Привет!
    - Привет!
    - Ты думала обо мне?
    - Ну а о чем я еще могу думать, кроме тебя?
    - Я так и знал. Ты собираешься сегодня ко мне?
    - Не знаю, Вряд ли..
    - Ты напрасно не даешь волю своим чувствам. Я ведь чувствую, как в тебе горит огонь.
    - Поэтому я и боюсь к тебе приезжать. Вдруг не выдержу и надругаюсь над тобой.
    - А ты не бойся! Дай волу чувствам!
    - А вдруг мне понравится и я захочу остаться у тебя на всегда?
    - Я к этому внутренне готов.
    - А внешне?
    - Внешне я сейчас встану и подготовлюсь.
    - Ну перезвони мне в полдень
    - Хорошо. - отвечаю я. Хотя мы оба знаем, что в полдень ее не окажется дома. Но эта сладкая изнурительная игра нам обоим очень нравится. Меня она держит в постоянном напряжении и ожидании чуда. Вот ждешь этого чуда, хотя знаешь. Что оно не случится, но отгоняешь от себя эту мысль и остаешься с той мыслью, что тебя устраивает. Я не хочу лишаться этой игры. А ей просто забава. .
    И снова и снова переменный, непредсказуемый ветер моей памяти уносит меня к дальним берегам моей мятежной юности. Я начинаю по новому рассматривать все кардинальные события своей жизни и с удивлением обнаруживаю, что все они так или иначе оказываются связанными с жопой. Да. У меня были случаи, когда моя жопа вступала со мной в необъяснимые необоснованные противоречия. Однажды она воспрепятствовала моему вступлению в брак. Лучше бы она всегда препятствовала этому! Так нет же! Она выбрала для этого именно тот далекий случай! Возможно ли это? Возможно ли, чтобы жопа, обыкновенная жопа, могла управлять поведением человека, влиять на его судьбу, на образ его мыслей? Теперь, по новому взглянув на устройство мира в свете автономного мироощущения жопы, я могу с уверенностью заявить: Да! Жопа может влиять на судьбу человека. На мою, в частности она повлияла. Тихонько, на цыпочках входит Трофим в своей дурацкой ливрее. Несет утренний кофе. Знает, что я люблю кофе в постель. Аккуратно, чтобы не пролить на меня, выливает его в постель, любуясь темно коричневой тонкой струйкой, в которой отражается утреннее солнце, пробивающееся сквозь светлые жалюзи.
    - Массаж будем делать? - Спрашивает он заискивающе. Вчера он крепко нагвоздился и его мучает совесть. Знает ведь, чертенок, мою слабость к восточным видам массажа. При всех его недостатках, из которых недостаток денег самый невинный его недостаток, Трофим является признанным мастером и знатоком всех экзотических видов массажа.
    - Давай! - охотно соглашаюсь я.
    - Какой прикажете?
    - Нанайский! - заказываю я. Из всех видов массажа я предпочитаю именно этот. Он делается поверх одежды с применением оленьего масла.
В юности, будучи еще безусым курсантиком, я был весьма влюбчив, что служило даже предметом легких насмешек со стороны моих друзей. " О! Господа! Поздравляю! Славка опять влюбился!" - говорили они, заметив лихорадочный блеск в моих печальных глазах, ответы невпопад, вопросы не по теме, рассеянное внимание, иногда необоснованные срывы, а то и непредсказуемые безудержные слезы по ночам в подушку… Но надо отдать должное, парни очень чутко реагировали на мои срывы, понимали, что мне тяжело, что у меня произошла очередная жизненная трагедия, утрата, разлука, которая через неделю с лихвой восполнялась очередной великой любовью на всю жизнь. Но одну девушку я действительно полюбил на всю жизнь. Любовь, как всем известно, зла - полюбишь и козла. ( Кстати, такой отказ от логики, на мой взгляд продиктован как раз склонным к абсурду мышлением жопы! А уж если отнести эту пословицу к зоофилам, то козел - вовсе не самое ужасное животное в этом мире!) Замечали ли вы когда либо на улице довольно странную пару: он - писанный красавец, видный, статный, богатый, умница… Она же- кривоногая, прыщавая, скандальная, дура, подлая мразь… Но глаза его светятся необыкновенным счастьем и для него она - самая прекрасная на свете. Он не замечает никого вокруг. Он счастлив! Нормально ли это для человеческого мышления? И любовь ли зла? Человек, наделен великой радостью - Любить! Жопа - лишена чувств. Но она наделена другими качествами, позволяющими ей диктовать условия Великой Игры - под названием Жизнь! Она наделена недоступной нам Логикой, недоступными нам программами, содержащими информацию, которую мы никогда не получали в этой жизни, интуицией. Так произошло и со мной. Я полюбил . Полюбил вопреки логике. Объект моей страсти выглядел более, чем странно. Это была девушка, с жуткой, бесчеловечной химией, изуродовавшей ее обесцвеченные перекисью водорода волосы, с непропорциональными уродливыми частями тела. Худая, с большим опущенным задом и худыми ногами. У нее была нечистая кожа. Пупырчатая такая, с прыщами и угрями… Неровный большой сизоватый нос, перебитый в двух местах. Но венцом ее лица были конечно железные зубы. Полный рот железных зубов! Прикинь, пельмень! Зубы из нержавейки. Терминатор какой-то! Какой-то Электроник! Слесарная ручная работа. Зубами - щелк! Щелк-пощелк! Но попробуй мне в то время сказать о том, что она уродина. Я мог запросто убить за такие слова. Любого. Даже друга! Да что там - друга! Президента убил бы не задумываясь! Забил бы ногами до смерти. (Я уже в то время, на первом курсе, обладал черным поясом верности по нанайской борьбе - самой страшной, жестокой и беспощадной борьбе в мире. Нам было строжайше запрещено даже в мыслях применять приемы этой борьбы в мирных целях самообороны! Они все были смертельными! Даже в мыслях! Такая вот ужасная эта нанайская борьба! Я был свидетелем, как однажды в московском метро какому-то нанайцу, обладателю черного высшего дана, наступили на ногу. Наступивший через десять минут, в страшных корчах был госпитализирован в тяжелейшем состоянии сразу в морг, хотя нанаец даже не повернулся к нему! Ну это я так - к слову!) Я познакомился с ней на балу. Каждую субботу командование нашего училища в актовом зале давало бал. В просторную актовую залу, прозванную актовой, за то, что там всегда проводились какие-нибудь акты, обыкновенно набивалось много девчат разного сорта и пошиба. В основном обиженных судьбой, забитых, прыщавых, худых, без сисек, нищих- побирушек, воровок всех мастей, проституток-любительниц, носатых, губастых, грудастых, конопатых… Нормальная девушка, уважающая себя, берегущая свою честь смолоду туда не сунется. Курсанты нашего училища славились своей изысканной извращенностью и редкой изобретательностью в этих делах. Бывало девчат портили прямо во время танца. Уводили в аудиторию и там портили. Случалось - одновременно сразу несколько курсантов. Впервые я , признаться был слегка задет столь своеобразным обращением с дамой. И даже хотел вызвать этих парней на дуэль. Но это желание прошло буквально через несколько минут. Случилось это так. Как-то раз, во время очередного бала, я неспешной походкой проходил по коридору учебного корпуса по направлению к актовой зале. Дверь одной из аудиторий чуть-чуть отворилась и кто-то позвал меня сиплым сдавленным дискантом: "Курсант! Бабу будешь?" Это был зазывала. Он угощал. Чисто по-русски. От всей души! Я тогда еще не научился говорить: "Нет". В аудитории теоретической механики кроме меня уже было человек шесть приглашенных. В то время, как с женской стороны я заметил всего лишь одну участницу. Такая форма организации досуга меня несколько покоробила и в то же время значительно расширила мой кругозор, бывший до этого дня узким как анальное отверстие младенца. ( Да простят мне проктологи мира за столь вольную и дерзкую метафору ). А потом, выйдя из аудитории, едва оправив свои одежды, я увидел ЕЕ! Увидел и вспыхнул, словно факел. Факел - чемпион! Краска стыда бросилась мне в лицо. Я уклонился. Замерев от восторга и упоения, я несколько минут стоял как вкопанный Кариатид. Каким пошлым и вульгарным, каким грязным и мерзким, гадким и низким , каким недостойным и скверным я казался себе в эти минуты! То, чем я занимался в аудитории всего несколько мгновений назад, показалось мне сейчас каким-то постыдным и каким-то нехорошим делом! Я готов был провалиться сквозь землю! И тут духовой оркестр нашего училища грянул котильон. Словно в сомнамбулическом состоянии, я, едва живой от страха, на полусогнутых ногах подошел к ней и, щелкнув каблуками, учтиво поклонился. Она опустив глаза долу, ответила мне тяжелым книксеном. На меня повеяло запахом потных подмышек, смешанным с одеколоном "Сургут", фабрики "Красный духан" ( $ 0,5 за литр) Я положил свои руки ей на талию, почувствовав под пальцами тугую, впившуюся в тело, резинку от ее трусов. Она же положила свои тяжелые руки мне на плечи. Мы пустились в пляс. Да, да! В пляс! Именно - в пляс! Иначе это было трудно назвать! Ах! Господа! Как мы вспотели тогда! Пот катился крупными мутными каплями по нашим счастливым лицам, стекая за воротник парадной шелковой рубашки. Как это было восхитительно! Разве можно было сравнить это неземное удовольствие с тем, давешним, в аудитории! Нет! Нет! И нет! Я до того волновался, что перепутал движения и чуть было не зашиб на вираже какого-то зазевавшегося мичмана. Передо мной на минуту возникло из небытия искаженное от боли, окровавленное лицо валяющегося на полу мичмана, и прекрасное , блестящее от пота, лицо моей любимой!
    Ах! Если бы вы знали, что это были за упоительные мгновения. Да! Именно - мгновенья! Хотя мы встречались почти полгода. Я даже не помышлял об интимной близости с этой феей! Она казалась мне сотканной из Зари, нежной и бесплотной. Однажды мы с ней встречали рассвет в скверике, недалеко от морского порта. Мы немного поцеловались. Немного! Только в щечку! И в локоток! Большего я себе никогда не позволял, боясь неловким движением вдруг оскорбить ее. Вдруг я ненароком задену ее грудь, святая святых? Или же, не приведи Господь, ее лядвеи или чресла? Или же , не к ночи будет сказано - лоно!!! И тогда все! Прощай любовь! Ведь одним нечаянным движением я мог разбить хрустальную тонкую вазу нашей непрочной любви. Она заснула у меня на коленях, обвив мою шею своими лебедиными руками. Я не смел шелохнуться, сидел завороженный ее таинственным волшебным дыханием, упоенный внезапно нахлынувшим на меня ночным бризом необыкновенной нежности. Никогда больше в жизни я не был так счастлив. Моя рука в момент засыпания оказалась у нее в промежности, и я боялся пошевелить ею, дабы не разбудить свою повелительницу. Она жутко храпела всю ночь. Руки и ноги у меня затекли под тяжестью ее мощного тела, в особенности сами понимаете, какой его части, растекшийся по моим коленям, и свисающей с них, словно вчерашнее забродившее тесто. Временами я слышал, как переливается в ее животе и бурлит несвежая пища. Иногда она пукала. Негромко так. Тихонько. Тогда ягодицы ее инстинктивно сжимались, пытаясь задержать вырывающийся воздух, но все же выпустив его с тонким чарующим звуком, тут же разжимались и успокаивались. Я слышал как просыпается город, как раздаются первые гудки пароходов, Я слышал звук заводящихся машин и первые утренние шаги проснувшегося народа. Я боялся ее разбудить. Мне надо было спешит в училище к подъему. Меня могли наказать, но разве это имело для меня какое-то значение? Для меня имело значение только Она! Только теплота маленького участка ее сладкого хрупкого тела между ног. Потом на занятиях я сидел, блаженно улыбаясь нюхал свою руку, а пацаны посмеиваясь на перемене подходили и просили, притворно стесняясь:
    - Славка! Дай ручку понюхать!!
Кто-то из озорства рассказал о моей руке и курсантам из других групп, и на следующей перемен ко мне подходили уже курсанты со старших курсов с аналогичной просьбой. Я не обижался на них. Я был счастлив и великодушен! Настал день, когда я должен был сделать ей предложение. Я окончательно созрел. Я понял, что дальнейшая жизнь без нее - просто невозможна для меня. Я мечтал о том, как мы будем с ней жить. У нас будет много детей. Я буду приходит с работы и она будет меня встречать жарким поцелуем в губы. Дальше этого мои мечтания почему-то не распространялись. Это был предел моего счастья. Это случилось, как я сейчас помню - на Старый новый Год. Мы повстречались с ней на Приморском бульваре. Было тепло. Только что прошел теплый дождик. Дул легкий ветерок с моря. Мы сели на скамейке, недалеко от памятника Пушкину. Я достал из кармана шинели бутылку вермута. И, дрожащим от волнения голосом сказал:
    - Людочка! (ее звали - Людмила!) Сегодня такой день…
    - Какой такой? - игриво спросила она, скосив на меня густо накрашенные косые глаза.( Она была к тому же - косая на оба глаза!) обдав меня зловонным своим дыханием. ( У нее жутко воняло изо рта особенно во время регул!) Она чувствовала, что что-то должно произойти. Но откуда ей знать - что! - Давай, сначала выпьем этого прекрасного вина, этой божественной амброзии, как символ …
    - Как символ чего? - спросила она в нетерпении схватив мою руку своей грязной ручищей. ( Руки у нее были всегда отчего-то грязные, шершавые, все в шрамах, под обгрызенными ногтями всегда грязь!)
    Я жутко покраснел. Покраснел от своей патетичности и излишней на мой взгляд, экзальтации. Я прильнул жадными страстными губами к бутылке и в каком-то забытьи высосал полбутылки. Надо сказать. Что насчет амброзии, я конечно несколько преувеличил. Ну сами подумайте. Какая могла продаваться в то время амброзия всего за восемьдесят копеек за бутылку? Я не мог оторваться от бутылки потому что меня просто напросто парализовало от такого ужасного вкуса этой амброзии. Ca, s, est quelque chose! Это - что-то!
    - Ce vin est une saloperie!!! - не удержавшись воскликнул я тогда сдавленным голосом, пытаясь прийти в себя.
    - Что? - просила она? - тревожно глядя на мое красное, искаженное гримасой отвращения лицо. (Она ко всему еще и не понимала по французски! Надо мной смеялось все училище! Но в ту минуту для меня это не значило ровном счетом ничего! Я вот- вот готов был сблевать прямо на свою парадную шинель! Позор! ) Но я нашел в себе силы, чтобы не сблевать и передал ей бутылку.
    - Теперь - ты!
Она послушно, словно под гипнозом, приняла у меня бутылку и стала пить. Ну она, конечно, послабее меня была и сблевала тут же: после третьего или, уже не помню, четвертого, что ли, глотка прямо себе на ветхий длинный и тусклый кардиган, траченный местами молью, перешитый из морского бушлата времен Октябрьской революции. ( Одеваться она не умела. Да и раздеваться, собственно - тоже. Полная безвкусица. Чудовищная нелепая эклектика. Под такой кардиган надеть яркую юбку из кашемировой саржи с эффектным тюрнуром! Ужас! Просто ужас! Но для меня тогда это не имело ровным счетом никакого значения! Никакого! ) Мне пришлось допить оставшееся вино. Не выбрасывать же такую амброзию. С деньгами у меня в то время было туговато. И я не мог позволить себе подобную расточительность. Да и не только подобную. Я никогда в жизни не выливал вино, считая это страшным грехом, сравнимым разве что с прелюбодеянием! Что произошло потом, описывать тяжело и больно. Но придется! Взялся за гуж - не говори… Буквально через минуту в животе у меня начался невообразимый шум и гвалт, словно сотня пьяных биндюжников одновременно стали призывать к мятежу. Причем этот шум появлялся волнообразно и исчезал. Я чувствовал, что вот вот он наступит в моем многострадальном животе, и чтобы заглушить его я начинал взволнованно громким голосом, перекрывающим шум, рассказывать первое, что приходило на ум.
    - Понимаешь! - взволнованно говорил я, покраснев от натуги, - Концептуалисты культивируют искусство достижения максимального эффекта минимум средств! Но непременно с каким-нибудь оригинальным нюансом. Чтобы шокировать и атаковать наше сознание! Заставить его искать ответ на поставленную загадку. И пусть этот ответ будет не совпадать с вопросом, задача концептуалиста вовсе не в адекватности оценки воспринимающим субъектом! Понимаешь? Они пытаются выразить мистическое начало в искусстве!
    - Да.да…- успокаивала она меня, с тревогой и опаской глядя мне в лицо. А когда шум проходил , я начинал лихорадочно соображать, что говорить , когда наступит следующий приступ бурляжа. А когда он все же наступал, я , так и не придумав ничего путного и подходящего, вдруг не своим голосом начинал орать:
    - Да пойми ты! Людка! Само понятие истины относится именно к мыслям, а не к вещам и средствам их языкового отражения! Если придерживаться теории Шлика, то получается что любое новое предложение может быть введено в систему не нарушая ее внутренней непротиворечивости! Быть истинным - значит всего лишь элементом непротиворечивой системы? Так? А как же быть с теми положениями, которые не вписываются в систему? Как?
    - Не знаю…- дрожа от страха, отвечала вспотевшая Людочка.
    Неожиданно шум в животе прекратися. Наступила какая-то страшная пауза. Так тихо бывает на море перед ураганом. Когда тучи уже собрались над тобой, но ждут молнии и грома, сигнала для начала урагана. И тогда стихия прорывается сметая все на своем пути уничтожая все живое и мертвое, сокрушая горы, скалы, леса и строения…
    Дальше я почувствовал в своем организме понос неслыханной и не виданной, неземной , но космической силы! Меня словно разрывало. Жидкая масса давила изнутри на стенки прямой кишки с такой страшной силой, что у меня мгновенно распух живот и выпятился наружу на полметра.. И мышцы жопы уже были не в силах сдерживать этот бурный поток, эту лаву, эту горячую магму! Я держался за края лавочки, стараясь усилиями рук увеличить давление на свою жопу, чтобы меня не прорвало. Достаточно было дать легкий щелбан по моему животу, достаточно было легкого подземного толчка, что бы из жопы тут же брызнула зловонная жижа. Я замолк, прижался жопой к лавочке. От напряжения набухли жилы на моем лице. Людочка, бедная Людочка, глядела на меня с ужасом, не понимая, что со мной происходит. Отчего я в одночасье стал таким красным. Красный молодец! Эх! Господи! Да все могло бы быть иначе - - объясни я ей, по простому, по братски, что у меня понос. И на минуту отлучиться в ближайший туалет. Он находился буквально в трех метрах от нас. Я даже чуял запах человеческих экскрементов, который доносил до нас морской бриз. В тот миг, он казался мне самым прекрасным и манящим на свете! Но мне, воспитанному в дворянской семье, с суровыми ханжескими традициями, казалось нескромным и ужасным - признаться даме ( да еще вдобавок - любимой!) в этой постыдной естественной нужде. Когда меня чуть - чуть отпустило. Я вдруг сорвался с места как ужаленный и сказал с невероятной тревогой в голосе:
    - Господи! Как же я это забыл! Я же сегодня должен читать доклад в главном Управлении!
    КАКОЙ- ТАКОЙ ДОКЛАД? КАКОЕ ТАКОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ У КУРСАНТА ПЕРВОГО КУРСА?
    - Но ты меня проводишь? - с надежной спросила она, - Ведь меня могут изнасиловать!
    - Изнасиловать? - я с сомнением посмотрел на нее, - Ах, ну да.. Да, да… Непременно! Непременно! Бежим!
    Схватив ее за руку, я , как чумной припустил по бульвару расталкивая и сбивая с ног многочисленных прохожих, опасаясь, что каждую минуту страшный Позыв вновь настигнет меня на ходу. И он настиг. Тогда я резко, с лету , в прыжке, присел на удачно, ко времени попавшуюся на пути лавочку и опять прижал свою задницу к доске. Чтобы не прорвало. Я сел так резко, что Людочка, бедная Людочка, перепуганная насмерть, бледная как покойник, , проскочила лавочку и пробежала по инерции несколько метров вперед, пока не заметила моего отсутствия. Она вернулась и села рядом, с опаской глядя на меня.
    - Сейчас! - сказал я искаженным от напряжения голосом. - Мысль пришла!
    Едва только позыв прошел я тут же словно вихрь вскочил и пустился снова с такой бешенной скоростью. Что Людочка буквально волочилась за мной по воздуху, тяжело дыша. Она была к тому же совершенно натренирована. Она в отличии от меня не бегала каждый день многочасовые кроссы во время физической зарядки. Но несмотря на это я ее все же любил, любил, любил. Потом позыв настигал меня на пустынном пространстве и я, присев на одну ногу, подставив пяточку под зад, принимался вроде бы завязывать, некстати развязавшийся шнурок на ботинке. Я завязывал его подолгу, минут по десять, пока не закончится позыв. Это был стыд и позор! Мне хотелось умереть тут же, на проспекте! Чтобы Никто не узнал о моем позоре. О том. Что у меня - Понос! Потом, когда я ее все же проводил, я сел в первой попавшейся подворотне и задрав шинель в одну секунду освободился от разбушевавшегося вермута в моем желудке. Всего одна секунда! А сколько я из-за нее пережил?

< дальше >     < на ZOPA оглавление>

А.Мешков