ТРИ ТОВАРИЩА

    Мы с Сели частенько расходились в вопросах нравственности. Сели, как я говорил , был большим циником. Он грубо попирал законы, если они не вписывались его жизненную систему. Он попирал любые законы, кроме одного. Не писанного Закона дружбы. Он был неисправимым романтиком, возросшим на идеалах романтических героев Ремарка.
    Он был сторонником допросов с пристрастием. На его допросы съезжались посмотреть специалисты из многих зарубежных стран. Сели читал курс по методике допросов в высшей школе милиции и написал несколько монографий по этой теме. В частности им написаны следующие книги: " Крючение подозреваемого", "Ловля подозреваемого на живца и поставуши", "Блеснение подозреваемых ", " Подледный зимний допрос нахлыстом на унгу", "Ловля подозреваемых мережами и малушками", " Допрос с багром, куканом и жерлицами". Сели был общепризнанным мастером допроса с пристрастием. Как правило все преступники раскалывались на третьей минуте допроса и с радостью подписывали любые показания. Сели даже порой не успевал задать вопрос, а подозреваемый уже признавался во всем, едва только взглянув на него. Такой вот он был мастер.
    Я же более всего любил вести хитрую и нудную паутину интеллектуальной игры. Но эти незначительные расхождения не мешали нашей дружбе.
    Мои друзья всегда почему-то были против моего брака , хотя сами ужу были женаты по нескольку раз. Они боялись, что брак отнимет меня у них. Как-то раз, тем не менее, задумал я в очередной раз жениться. Я время от времени задумывал жениться. Такая у меня была причуда. Я даже будучи уже женатым, по привычке время от времени задумывал жениться.
    Это была как всегда юная девчонка, лет восемнадцати от роду. Плотная, грубоватая деваха, в которую я влюбился как я теперь понимаю, только из-за ее юности. Я с восторгом глядел на нее, боясь прикоснуться, чтобы не напугать ее неловким движением, чтобы не разочаровать . Девчонка, видимо привыкшая, как я теперь понял, к менее утонченному обхождению, была до того растерянна, что просто не могла вымолвить ни слова. Она глупо улыбаясь принимала от меня цветы и скромные подарки. Когда я целовал ей руку, она стыдливо озиралась по сторонам. В ее жизни поцелуй руки у дамы считался чем-то постыдным. Ее окружали дворовые пацаны и девки, кино, "ромашка", семечки и "оставь покурить".
    - Приводи! - сказал Сели, когда я рассказал ему о своему намерении. - Смотреть будем.
    Когда я, сияющий словно новая луна, торжественно ввел ее на смотрины в квартиру к Муну, где меня уже ждали нарядные мои друзья и накрытый стол, я сразу и не заметил скептического настроения моих друзей, ослепленный неземной красотой своей очередной избранницы. Мы посидели всего каких-то пятнадцать минут, после чего сели встал и сказал девчонке:
    - Пойдем-ка… Поговорим!
    И они ушли. Их не было ровно пятнадцать минут. Потом они вернулись и мы стали как ни в чем ни бывало славно веселиться. Ничего подозрительного я не заметил. Потом с ней уходил Гер. Потом - снова Сели. Я один с ней никуда не уходил. Я был ослеплен навалившимся на меня счастьем. Я понимал, что ребята ведут с ней кропотливую, необходимую работу, разъясняя, как надо меня беречь, что мне готовить на завтрак, обед, ужин. Какой делать мне массаж утром, какой - вечером…
    И лишь только потом, когда я вернулся к друзьям, проводив свою целомудренную невесту домой, Сели сказал мне, положив руку на плечо:
    - Ты это, брат, извиняй…. Но мы твою невесту того… - он сделал красноречивый жест. Свернул пальчики колечком и потыкал в него указательным пальчиком. И лишь тогда я с ужасом понял, для чего они удалялись время от времени на пятнадцать минут! Сомнений быть не могло! Мои друзья, мои преданные мушкетеры - попрали ее честь! И - неоднократно! Честь той, о которой я только лишь мечтал в своих снах, той, с которой я наяву позволял себе только невинные ручные поцелуи!
    - Ты не обижайся. - сказал Сели, - Но так надо! Так надо для всех нас! Тебе ( читай - нам!) такая не нужна!
    Я, конечно же обиделся, но ненадолго. Минут эдак на пятнадцать. А что я мог поделать с такими верными друзьями? Ничего! Друзей надо принимать такими - какие они есть!
    А еще мы очень любили природу-мать! Инициатором наших туристических мистерий был всегда неутомимый путешественник и большой Друг природы, юный натуралист - Сели. Как-то мы поставили палатку на берегу небольшой экологически чистой речушки, на предмет половить мережами корюшки или снетка . Сразу выяснилось, что забыли взять в свой поход по крайней мере четыре необходимых вещи: котелок, хлеб, спички и саму мережу, чем ловят корюшку. Зато мы взяли много водки. Это нас немного успокоило и Сели, бывалый турист,принялся добывать огонь трением, утверждая, что всегда поступал таким образом, когда забывал в походах спички, а забывал он их чаще, чем ходил в поход. Мы с Гером как менее опытные туристы, в это время просто купались и загорали в этом живописном райском, забытом богом уголке.
    Но - чу! В тишине раздалось не то кваканье лягушки, не то трели соловья, не то шлепанье весел по мокрой воде. К нашему берегу пригребала лодочка с очаровательным названием "Ласточка". Греб лодочку смешной усатый паренек в очках, с большим, словно с чужого лица, носом. С виду - физик или химик-лаборант. А на борту лодочки сидела чудная пассажирка, вихрастая рыжая конопатая деваха с пышными формами и деревенским наивным улыбающимся лицом. Она оживленно махала нам руками. Мы оживленно замахали в ответ. Даже Сели в одночасье прекратил бессмысленное трение палочки об палочку и выкинул их подальше. Приосанился, оправил плавки, выпятил грудь, спрятал живот, напряг мышцы.
    - А что, спичек нету ли у вас? - осведомился он изысканно у физика.
    - Имеются в наличии! - по-военному остроумно ответил физик.
    Я же, опередив Гера, подал даме ручку при сходе ее на берег. Ручку я задержал в своей дольше, чем предполагали международные правила приличия. Более того, я придержал ее за талию, если не сказать - ниже.
    - Чай, кофе, виски? - предложил я легкомысленно, рассчитывая на деликатный отказ.
    - Виски! - выбрал неприхотливый физик, сверкнув металлической улыбкой.
    Следовало отдать должное его изысканному вкусу. Быстро развели костер при помощи спичек. Познакомились. За неимением виски, кофе и чая, выпили водки.
    Завязалась оживленная беседа об энтропии неравновесной термодинамической системы, о поэзии Тао Юньмина и Сапфо, о рентгеновском структурном анализе, о ловле сига-лудоги продольниками-масельгами, о формах материально-правовой ответственности в международном праве и так далее. Я заметил, что Гер и Сели в своих репликах обращаются непосредственно только к Римме (так звали девушку физика), в то время, как физик-ядерщик - только ко мне! Хотя Римма за всю беседу не произнесла ни слова, а только улыбалась и понимающе кивала головой, несколько чаще, чем следовало по контексту. Гер что-то горячо доказывал ей, хотя возражал в основном физик-ядерщик, который оказался не таким уж и физиком, как показалось на первый поверхностный взгляд, а обычным поваром турбазы, расположенной вверх по течению.
    - Римма! - набравшись духу, обратился я к девушке. - Пойдемте с вами по дрова!
    - Пойдемте! - легко согласилась Римма и поспешно взметнулась на ноги.
    Собеседники мгновенно замолкли. Осекся Аристотель, замер с открытым ртом, не договорив последней фразы, Эмпидокл на слове "эмпириокритицизм…". А Клод Адриан Гельвеций вообще выпал в осадок. А мы с Риммой, взявшись за руки, словно Филемон и Бавкида, пошли в лесок. И, как всем нам показалось, дело было вовсе не в каких-то там дровах, которых вокруг костра было превеликое множество. Едва только мы зашли за первое дерево, как тут же без слов свалились, как подкошенные, на траву-мураву. Все произошло быстро и буднично. Не было ощущения праздника, победы, не шумели в голове торжественные мессы и фанфары. Мы восстали с мать-сырой-земли и, так же взявшись за руки, возвратились к костру, где в той же позе, с открытыми ртами сидели три философа афинской школы.
    …если предикат, как субстанция, может высказывать о понятии и единичном бытие… - снова ожили они, не обратив внимания на тот факт, что возвратились мы из леса без дров. Посидев для приличия минут десять, я решил, что мы с Риммой несколько мешаем этим трем умным людям. Тогда я взял за руку Римму и повел ее, как к венцу, в палатку. Римма, блаженно улыбаясь каким-то мыслям, покорно, словно мул, пошла за мной.
    - Слава! Погоди минутку, - вскричал философ Гер. - Я сигаретку возьму!
    Он нырнул в палатку и через минуту позвал меня. Когда я влез к нему,он зашептал: "Ты это… Я там как? Вписываюсь?"
    - Я тебя покличу, если что… - пообещал я.
    Гер ушел к костру, а я с Риммой в палатке снова предался развратным действиям. Успешно завершив и сдав вторую очередь, я наказал ей неопределенно: "Полежи-ка вот так, я сейчас…" Римма замерла в растопыренном положении, ожидая моего возвращения. А я вылез из палатки, славно потянулся, хрустнув суставами, и пошел к костру. Гер, восприняв это как приглашение, вскочил и почти вприпрыжку поскакал к палатке, забыв о своем высоком философском предназначении. А я занял его место рядом с поваром и Сели.
    - Лично мне кажется, что основная ошибка Секс Эмпирика в том, что он не торопился судить о неочевидном…
    - Дурдом какой-то! - мрачно ответил физик, угрюмо глядя на ходившую ходуном палатку, из которой доносились кряхтение и любовная возня.
    После выхода торжествующего и сияющего, удовлетворенного Гера , Сели поднялся и хрустнув костями, сказал, крякнув:
    - Пойду, разомнусь… на посошок!
    На какой- такой посошок, он не стал пояснять. Что еще за посошок такой? Никто так и не узнал! После этого физик-повар окончательно потух, разочаровавшись в верности женщин, поскольку его никто не пригласил к любовной трапезе.
    - Нам, наверное, пора… - сообщил он печально.
    - И это правильно! - не стал я возражать, поскольку поступления новых женщин, по всей видимости, ожидать от него не приходилось.
    Мы долго стояли втроем на диком берегу и, глядя вслед удаляющейся лодке,махали на прощание руками. Потом хором прокричали:
    - Приезжайте еще-о-о-о-о-о!
    Нам в ответ весело махала только Римма. Физик налег на весла, словно финалист международной регаты. На следующий день Римма, восприняв наше легкомысленное приглашение буквально, прибежала к нам по суху, предусмотрительно принесла вина и яблок. За это мы неутомимо обслужили ее втроем по первой категории, как высокопоставленного гостя, приравненного к официальному лицу, к дипломатическому корпусу, как персону-грата, мироносца и миротворца.
    Целый день провела она с нами, предаваясь ласкам, даря нам тепло своей души и тела, принимая от нас неистощимый жар первозданной страсти. И не было в этом нашем поведении никакой пошлости, никакого разврата, а была только эдакая светлая языческая радость торжества плоти над интеллектом. По всему было видно, что Римме у нас нравится. Мы ее понимали целиком и полностью и принимали такой, какой она была, со всеми ее достоинствами и недостатками. Все мы были молоды и свободны! В этом был единственный, и прекрасный смысл наших взаимоотношений.
    Сели учил ее ловить рыбку на джардиновскую снасточку, нахлыстом понизу, рогулькой и жерлицей. Гер пел ей арии из " Тристана и Изольды" Рихарда Вагнера, из " Лулу" Альбана Берга аккомпанируя себе на гитаре. Я читал ей стихи Гарсиа Лорки и Габриэлы Мистраль и танцевал сарабанду, джигу и зажигательный жок. Ей было с нами хорошо. А нам с ней - прекрасно! А что делать на скучной турбазе? Кому она там нужна? Все заняты отдыхом да спортом. А тут так много настоящих мужчин! Нас тоже в принципе устраивала такая упрощенная донельзя форма взаимоотношений. Не надо было суетиться, куда-то бегать, кого-то уговаривать.
    Зато на следующий день к нам наконец-то неожиданно пришла симпатичная незнакомая женщина.
    - Вы Слава? - спросила она меня, пытливо вглядываясь в мои честные бездонные глаза, выдающие во мне Славу . - Здравствуйте, - ответил я, чуть было не предложив ей с ходу передохнуть с дороги в палатке.
    - Я хотела вам сказать, - продолжала женщина, пренебрегая необходимыми правилами дипломатии, - что вам не следует больше видеться с Риммой, поскольку Римма психически нездорова. Я вас предупреждаю, как мать, что с юридической стороны это наказуемо. Вступать…
    - Что? - не понял я.
    - …склонять к половому контакту умственно неполноценных и несовершеннолетних!
    - Да кто ж знал… да я и не склонял… Мы просто друзья…Беседовали… - залепетал я, слегка ошарашенный диагнозом Риммы.
    - Не ебите мне мозги! Беседовали вы! У нее нулевой интеллект! Хотя, возможно, для вас она и хороший собеседник! Но если это повторится, я могу предъявить ее трусики на анализ. Там ваши следы…
    ( Женщина! Дорогая! Если бы только мои! )
    - Так ведь…
    - Вы меня поняли?
    - Так точно! - ответил я и чуть было по курсантской привычке не отдал честь.
    Женщина повернулась и гордо, чуть ли не строевым шагом, пошла прочь. Я успел отметить, что мама была весьма недурна и душой, и телом, и одеждой, синеньким бикини. И как это она так смело пошла в логово разврата и порока?
    - Понял? - строго рявкнул подошедший Сели. - Нельзя тебе больше! Кончай с этим развратом!
    - Да… Ты это… - поддакнул Гер, Ты это, брат, кончай с этим!
    - А вы? - спросил я глупо.
    - А про нас ничего не было сказано! - сказал Сели. - Ты, Гер, слышал что-нибудь про нас?
    - Никак нет! Лейтенант! Ничего об нас не было сказано!
Такие мы были дурачки в молодости. Чистые и в сущности - святые. Но понять это было не всем под силу.

< дальше >     < на ZOPA оглавление>

А.Мешков