ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

    Почему я еду в Канн? Связано это каким-то образом с моей розыскной работой? И да , и нет! Дело в том, что работа в уголовном розыске - не единственная в моей жизни точка приложения моего таланта и творческого потенциала. Главное дело, которое кормит и одевает меня, позволяет достойно существовать в этом мире, содержать какую никакую прислугу в лице несносного вуайериста Трофима, это модельный бизнес и мой Дом Моды. Фамилию я вам свою не скажу, ( она слишком известна!) а звать меня по правдешнему - Слава! Не Тот Слава! Не подумайте! Я - другой! Но отнюдь - не худший!
    Рэй - это творческий псевдоним. А работа детектива для меня - хобби! Нелегкое, опасное , полное риска, грязи , говна, слез, крови и тяжелых утрат - увлечение. Мы не выбираем родителей, увлечения и любовь. Они выбирают нас. Еще давно, в школе милиции я увлекся искусством дизайна. Однажды я так переделал свой парадный мундир, что меня чуть было не выгнали из училища, за то что я порочу честь мундира. Зато пацаны со всего училища стали носить мне свои кителя, чтобы я их ушил, приталил. И знаете - у меня появились первые деньги. Потом - вторые, третьи… Я почувствовал их вкус, их запах. Первым делом я купил себе оверлок и автомобиль. Ко мне уже обращались с просьбами ушить брюки и приталить китель кое-кто из старшего офицерского состава. Однажды даже сам начальник училища, генерал, орденоносец, ветеран войны, нелепо переминаясь от смущения с ноги на ногу, остановив меня в коридоре учебного корпуса, бессмысленно крутя пуговицу на моем кителе, сказал:
    - Ты это… Как ее.. Ты ничего не подумай… В общем… Тут такое дело… Ты не мог бы мне кое что перешить? И бабе моей…
Разумеется, я никому не отказывал. Просто не мог. Я шил и курсантам, и офицерам, генералам и старшинам, адмиралам и мичманам. Один раз я шил даже Самому. Правда мне об этом открыто не сказали. Просто подняли срочно по тревоге среди ночи, дали мерки и сказали:
- К десяти часам утра чтобы было готово!
    Я не задавал вопросов. Я все понял! Так было нужно! А на следующий день, по телевизору, в "Новостях" я увидел пальто сшитое мною на Президенте. Гордостью наполнилось мое сердце! К сожалению, я никому не мог об этом сказать. Мое время еще не пришло!
    Само осознание, что ты кому-то нужен, помогало мне жить, помогало обрести себя, дало мне веру в своих силах, уверенность в завтрашнем дне. Потихоньку я сумел собрать деньги и на свою первую коллекцию. До сих помню первое дефиле в Бутурлиновке. В ветхом деревянном клубе! Собравшиеся в клубе старушки бурно аплодировали моим моделям и для меня не было в тот миг публики более изысканной и благодарной. Я стоял за кулисами и плакал. Слезы счастья стекали бурным потоком по моим небритым щекам. Да и как мне было не плакать. Разве мог я, простой курсант школы милиции, тогда даже мечтать о подиуме? Потом была Рогачевка, Нижний Кисляй, Борисоглебск, Сыктывкар, Памары, Ужгород, снова Бутурлиновка, снова Нижний Кисляй… Мои работы уже тогда сравнивали с экспериментами Жана Поля Готье. Мне это льстило. Я тогда еще не подозревал, что наступит время и сам Жан будет с восторгом пожимать мою вспотевшую от волнения ладонь в Нью-Йорке на церемонии вручения мне премии Coty.
    - Славка! Ты должен открыть свое дело! - твердили мне мои друзья. - Ты должен! У тебя - талант! Ты понимаешь?
    - Ну а как же милиция! - недоумевал я. - Как же моя неистребимая страсть к розыскной работе? Как это все? Куда это все девать?
    Но друзья стояли на своем. Все кругом словно сговорились. Открывай им свое дело и все тут! Хоть кол им на голове теши. Ведь можно совмещать эти два дела, два необходимых, словно бы дополняющих друг друга призвания! Ведь Всевышний не всем дает столько призваний одновременно! Надо использовать их на всю катушку для службы человечеству! Дурашка! Так говорили они. И я сломался! Открыл свое дело!
    Мне пришлось долго выбирать между работой в милиции и искусством дизайнера. Я был далеко не молодым, но тем не менее уже достаточно известным кутюрье. Я не пренебрегал в своих работах никакими средствами. На моих показах можно встретить и татуировки, как неотъемлимая часть ансамбля, и пирсинг, лифтинг и даже пластические операции, создающие эффект завершенности моим композициям. Мои коллекции демонстрировались на ежегодном конкурсе Elit Model Look в Берлине и в Стокгольме. И Шаров и Чапурин и Юдашкин - это мои хорошие друзья. Мы работаем в различных направлениях. Они - эстеты и сибариты. Я - маргинал, хулиган от моды. Я им не конкурент. Впрочем, как и они мне. Это так кажется , на первый взгляд. Хотелось бы так думать! Но тем не менее меня знают в мире моды и ценят. Без моих шокирующих коллекций не обходится ни один крупный показ. Я бывал в гостях у Ричарда Тайлера, у Жана поля Готье, у Ива Сен Лорана и Лулу де ла Фалез. Она такая милая… Мы с Ивом как-то у нее на вечеринке крепко нагрузились шампанского brut и чуть было не подрались из-за какой-то девчонки Доменики. ( Шутя, конечно! Дурачась, как всегда!) Красавица Доменика пришла тогда с Джоном Гальяно. С тем самым , из Дома моды Christian Dior! Но мы это как - то даже не приняли во внимание. Сам Джон отнесся к этому снисходительно. Он уже привык к нашему ребячеству, но Лулу тогда очень сердилась.
    - Вы - как мальчишки! Ей Богу! - говорила она нам, безнадежно махнув рукой. - Когда вы станете взрослыми?
    А уже через минуту, когда в зале появилась Амира Казар в чудесном кремовом рединготе из сжатого шелка и в норковом бюстье, в замысловатой шляпке от Стивена Джонса, ( кстати он и сам там был!) талантливая актриса, француженка с огромными, печальными глазами, мы забыли все на свете и окружили ее своим вниманием. Потом, после баньки, мы сидели с Ивом на берегу огромного бассейна , утопающего в цветущих зарослях бугенвилля, пили свое любимое шампанское Piper Heidsieck, и смотрели на восток, где занималась восхитительная, нежная, трепетная , томная словно проснувшаяся юная невеста - Заря, окрашивая в упоительный розовый цвет высокие деревья агавы и мараскиновой вишни. Легкий утренний муссонный пассат слегка шевелил верхушки пальм. В кустах гаоляна заливалась утренней радостной песней любви голубая сойка. Ей вторили где-то невдалеке сонные коростели и пестрые мудянки.
    - Знаешь, Ивка, - сказал я тогда, - Я верю, что то - что мы делаем с тобой, нужно людям так же, как вот эта Заря! Как вот этот утренний воздух, наполненный ароматами шафрана и мускуса.
    - Ты прав, Славка, как никогда! - ответил Ив, с чувством сжав мою руку. - Мы творим красоту. А красота способна изменить людей. Сделать их чище и добрее!
    Я запомнил эти слова навеки. В трудные минуты, в перестрелках и засадах, в погонях и во время утомительных жестоких допросов и пыток, я вспоминал их и мне как-то немножко становилось легче воспринимать уродливую и омерзительную действительность.
Частенько, чтобы ускорить процесс подготовки новых коллекций, я проводил кастинги прямо у себя на вилле, Верхних Чушках, под Н-ском, к великой радости моего преданного неутомимого вуайериста и неисправимого эксгибициониста Трофима. Я частенько заставал его подглядывающим через щелку за тем, как переодеваются девчата. Я резко отчитывал его за это и отправлял на конюшню, с тем, чтобы ему всыпали плетей. И когда он понурив голову безропотно уходил, шепча под нос грязные ругательства, я, сгорая от стыда, занимал его место. Я тоже любил подглядывать за тем, как переодеваются девчата . Честно говоря, ничего восхитительнее я еще не видывал. Я понимаю своего Трофима. В то время я еще не подозревал, что тяжелый психический недуг вуайеризма постепенно завладевает моим сознанием. Я подхватил его от Трофима.
    Немного позже я подхвачу от него и эксгибиционизм. Но эксгибиционизм, слава Создателю, сегодня уже излечим! Но пару лет, я все же был подвержен легким приступам эксгибиционизма. И нет - нет, да обнажу свои гениталии где-нибудь во время какого-нибудь кастинга, а то и прямо во время дефиле. Но наши девчонки - модели привыкли к моим странностям и не особенно пугались. Они ведь и сами были больны эксгибиционизмом. Иной раз я выскочу со спущенными штанами, а они тут же свои спускают. И мы стоим - друг друга пужаем! Кто первый дрогнет и испугавшись, закроет срамное место! Вот потеха! Хоть святых выноси! А святых и нету вовсе! Откуда в нашем мире святые! Все грешные! Ведь Иисус принял муки не за святых - а за нас - грешных!
    Финал конкурса Elit Model Look в этом году состоится в Ницце. Но это будет только в сентябре. А сейчас я еду туда по другому поводу. Меня пригласили на Круазет, благотворительный вечер устраиваемый миллиардером Аднаном Кашотти. Я каждый год езжу на Круазет и наверняка знаю, что получил это приглашение благодаря Оливье Пикассо или Мишель Мерсье. В принципе это было для меня неважно. Важно было то, что я действительно должен там быть! Отказаться я не мог. От этого зависело мое участие в предстоящем конкурсе! Ведь на кон ставился престиж моей страны! А для меня - престиж моей страны стоит выше моего собственного престижа. И собственных амбиций. Такое вот наше беспокойное поколение, помешанное на высоких идеалах патриотизма, на идеалах высокой бескорыстной любви , романтической дружбы и преданности! Финальное шоу в сентябре будет проходит в Theatre de la Ville и транслироваться телекомпанией France - 3! Пропустить такую возможность для себя я не мог! Ведь я почти два года создавал новую коллекцию "Erors of natur" и был уверен в ее ошеломляющем эпатажном успехе.
    Я пошел дальше Жана, который берет в свои показы толстух и кривоногих! Я не зря проводил в своем имении еженедельные кастинги. Не зря! От моей коллекции содрогнутся даже привыкшие к моей манере коллеги. Никто еще не знает о готовящемся сюрпризе! Никто! Я храню это в строжайшей тайне! Я плачу за тайну!
    Дело в том, что мои изысканные наряды на этом показе ложны будут демонстрировать топ - модели с физическими отклонениями: яйцеголовые, горбуньи, длиннорукие, кривоногие… А что? Мне нравится поприкалываться!

КАНН

    Канн встретил меня ослепительной роскошью и великолепием. Хотя за десять лет успешной работы модельном бизнесе я должен был бы привыкнуть к этому, но - никак! Ну никак я не привыкну к этой роскоши! Мне был забронирован номер в отеле Noga Hilton. Сам Ришар Дюваль встречал гостей в просторном холле. Дармовая выпивка. Мелькают знакомые лица: Княгиня Ира де Фюрстенберг, шахиня Шарах Марахская с младшим сыном Манохом, Роберт Оссейн, Карла Бруни, Джина Лоллобриджида, вся княжеская семья Монако в полном сборе. Ребе Иехошуа Тейтельбойм и Исроэл бен Азария, Элис Эванс и Дидье Лепинуа, Элтон Джон и Эрик Клэптон, Клаудиа Кардинале и князь Ренье и принц Альберт. Из наших я встретил там стилиста Уолтера Бейрендонка, Триш и Джона Гальяно, Ив Сен - Лорана, Керолайн Мерфи, Ивану Трамп… Вся тусовка происходила на пляже отеля Noga Hilton. Да… Там были еще какие-то незнакомые мне эмиры. Я их всех не знаю. Просто не упомню всех их по именам. Имена у них длиннющие, а у меня память - короткая. Они сидели кучкой и казалось ничего на свете не замечали. Когда я появился на публике в своем светлом бежевом костюме - футляр из пармского крепа с асимметричным воротником из сатина Tarani, отложные манжеты, в просторной белой блузе из хлопкового поплина, созданными мною специально к этому Круазету, все кругом стали горячо аплодировать. Даже кучка незнакомых мне эмиров привстала , пораженная невиданным зрелищем. Мне было некоторое время просто неловко от такого внимания к себе, но после того, как Джон Гальяно подошел и обняв меня дружелюбно похлопал по плечам, вся неловкость мигом прошла. Мне даже стало как-то неловко за то что я испытал неловкость.
    Я стоял под бездонным Канским звездным небом с бокалом шампанского Piper Heidsieck в правой руке, вдыхал в себя ароматы этой волшебной праздничной ночи, атмосферы благополучия и пристойности, и непокорными своими мыслями уносился в далекое, и в то же время такое близкое и родное время своей юности, когда у меня даже не было носков. Мне приходилось подрисовывать их черным фломастером. Друзья подшучивали тогда надо мной. Именно тогда я понял, что бедность унизительна. Что она причиняет не только душевную боль, но и физические страдания. Я не мог пригласить в кафе понравившуюся девушку. Я стеснялся своего внешнего вида, своих протертых , залатанных джинсов, стоптанных башмаков. Я с завистью поглядывал на своих обеспеченных беззаботных раскованных сверстников , завидовал и понимал. Что богатство - это и есть причина их раскованности и внутренней свободны. Может оттого-то я и стал модельером, что всегда хотел хорошо одеваться и завидовал черной завистью богатым людям, их роскошной жизни, их великолепным одеждам и запахам…
    Мне то ведь долгое время были недоступны прекрасные дамы в строгих дорогих нарядах, пахнущие другой дорогой, таинственной жизнью, ведущие куртуазные изысканные беседы, в дорогих роскошных особняках… Зато были доступны чудовищные, страшные, уродливые и доступные дамы низшего света. Глядя на высокомерных, прекрасных и недоступных девиц выходящих из дорогих автомобилей у шикарных отелей, я чувствовал себя побирушкой, стоящим у витрины ювелирного магазина и ждущего, вдруг кто-то обронит драгоценное украшение, и я тогда, воровато оглянувшись по сторонам, подберу его и скроюсь в темноте своей жизни.
    И вот я, несчастный русский мальчишка, пройдя нелегкий путь тяжелых жизненных испытаний, полный радостей, любви и расставаний, тревог, разочарований и потерь, изрядно постаревший и потрепанный судьбой, но не утративший аристократического лоска, стою на Лазурном берегу в компании милых элегантных людей, не обремененных материальными и нравственными заботами и пытаюсь избавиться от назойливых неприглядных видений. Невдалеке от меня сидят Шарлотта Рэмплинг и Ванесса Демуи, Грейс Джонс и Гунилле фон Бисмарк, Шахер Махер и Шумахер, Тьерри Руссель и принцесса Сорейе.
    Здесь, за границей, я чувствую себя свободно и раскованно. Здесь, понос никогда не был запрещен. Поэтому я о нем и не думаю. Никто здесь не думает о поносе. Я за свою жизнь побывал во многих странах и всякий раз с удивлением и огорчением отмечал, что только в нашей понос преследуется по Закону. В некоторых странах конечно предусмотрены меры наказания за запор в виде тюремного заключения, но сроком не более десяти лет. Но чтобы расстрел за понос - такого я не встречал нигде! (Как известно, у нас существует вилка: от десяти до пожизненного, за расстрел при поносе в особо крупных размерах с отягчающими обстоятельствами! Прим. Автора.)Удивительно, что мы как-то к этому уже привыкли и не считаем этот Закон несправедливым. Но когда я рассказываю об этом своим друзьям и коллегам, они думают, что я прикалываюсь.
    Под небом, выкрашенным черной и алой краской состоялся великолепный импровизированный концерт. Элтон Джон с Эриком Клэптон сбацали несколько своих известных шлягеров под гитару и фортепиано. Мы им подпевали. Всем было весело и уютно. Потом - состоялось красочное дефиле коллекции Ричарда Тайлера. Выставка драгоценных безделушек из коллекции Иры де Фюрстенберг.( Я прикупил себе одну мельхиоровую штучку для Саши . $800)
    И завершился этот пир духа , как всегда - танцами до упаду. Я помню какие-то бледные плечи в сиреневой дымке. Отблеск ночного звездного неба в голубой воде бассейна. Запах жимолости и цецилий. Я подглядываю в декольте даме с которой танцую. Музыка, волшебная музыка проникает в меня, просачивается сквозь поры, я шепчу нежные слова, идущие откуда-то из глубины моего сознания, придуманные каким-то изощренным средневековым автором. Дама хохочет и я вижу, как вздрагивают ее сиськи в огромном декольте.
У мраморной колонны какая-то толстая дама в мехах. Знакомое до боли лицо! Трясущиеся мешочки под опухшими маленькими свиными глазками, свисающие подагрические щеки, нелепый неумелый макияж… Боже мой! Трофим! Дама торжествующе подпрыгивает и истерично хохочет мне прямо в лицо…
    Я понимаю всю нелепость и неуместность моего гнева, Что с него возьмешь? Озорство и страсть к мистификациям не самые страшные его недостатки. Лишь бы не влип здесь в какую-нибудь грязную историю. Он был большой дока по этой части. Я не помню, чем закончилась вечеринка. Я последнее время страдаю странной формой амнезии. Стоит мне только надраться как свинья, как память старательно стирает этот ненужный файл
    Мне опять снился мой странный сон. На этот раз я вытащил наконец-то труп того несчастного малого из под досок в зале. Мне пришлось немало попотеть. Что бы перетащить его в сад. Я свалил его под куст сикомора, замаскировал листьями тимьяна и шафрана, решив. Что закопаю его в следующий раз.
    Я очнулся на рассвете, одетый и обутый, в чужом номере в обнимку с какой-то пожилой дамой тоже одетой и обутой. ( Черное платье из трикотажа с люрексом V- образный вырез и узкие рукава. Туфли черные, на высоком каблуке от Christian Louboutin.) Ширинка у меня была расстегнута и распахнута настежь! Заходи! Выноси что хочешь!.
    - Кто вы - прекрасная незнакомка? - воскликнул я с неподдельным испугом, тряхнув даму за накладное плечо. - Что вы здесь делаете?
    Дама посмотрела на меня мутным взглядом и пробормотав себе под нос что-то вроде: "Mistvieh! Himmeldonnerwetter!" ( это слишком грязное ругательство, что бы переводить его на страницах этого романа! Прим. Автора.) она резко перевернулась на другой бок и нарочито демонстративно пукнув в знак величайшего ко мне презрения, и через минуту громко захрапела. Что она хотела этим сказать? Русский мальчишка так и не понял! Мне стало невыносимо противно и больно и я сблевал прямо в красивую высокую синюю вазу, стоящую рядом с кроватью. Потом я без особой надежды обшарил все свои карманы, но так и не нашел в них ничего путного. Ни ювелирных безделушек, накупленных мною для моих малышек, ни какой-нибудь валюты. Вот так всегда, так хорошо все начинается, так куртуазно и изысканно, а кончается - как всегда!
    - Выходит, вы из тех девиц, о чьих гнусных похождениях можно прочитать в сочинениях господина Франсуа Мориака? - огорченно вздохнув, произнес я и стал потихоньку собираться. А что поделаешь? Такова жизнь! В общем зря съездил…
    Уже из своего номера, сидя на унитазе, я позвонил Сашеньке.
    - Привет! - сказал я.
    - Привет - ответила она сонным голосом.
    - Я тебя разбудил?
    - Да! Я вчера поздно легла.
    - Ты думала обо мне?
    - Да. Мысли о тебе не давали мне заснуть. Ты в Каннах?
    - Да. Тут хорошо. Я думаю, что ты зря не поехала.
    - Зато я сдала зачет.
    - Может, приедешь? Хотя бы на денек. Искупаемся в море. Оно - теплое.
    - Не могу. Завтра концерт Гребенщикова.
    - Да. Конечно это важнее, чем увидеть меня! - обиделся я.
    - Скажи мне…- Сашка замялась. - А вот ты мне тогда сказал… Это - правда?
    - Да.
    - Но почему?
    - Не знаю… Это никому не дано знать…Я очень редко говорю эти слова. Я знаю им цену. Надеюсь, что сказанное мною - не оскорбило тебя…
    - Если ты сказал их искренне - то скорее - наоборот! - ответила мне тогда моя Сашенька, - И потом… Это всего лишь - слова…

ЛИМА

    Прилетев в Лиму, я был приятно удивлен, узнав, что это оказывается столица Перу, а не Колумбии. В Колумбии столица - Богота. Я все перепутал! Я не люблю Колумбию вместе с ее колумбийской мафией. Не нравится мне она. Я ей по всей видимости тоже не нравлюсь. Года два назад мне пришлось в составе международного следственного комитета заниматься расследованием причин знаменитого Колумбийского землятресение. Следы вывели меня на Карлоса Мигеля Ваняйроса, в то время исполняющего обязанности старшего помощника секретаря палаты представителей Национального Конгресса Колумбии. Это дело мне не дали завершить, меня просто напросто отстранили от дальнейшей работы и перевели в Нижний Кисляй, Бутурлиновского района, Воронежской области. Там, кстати , благодаря моим слаженным действиям, был наконец-то пойман с поличным знаменитый аргентинский щипач Мурена Харкерос, скрывающийся в Нижнем Кисляе с 1998 года под именем Орест Косых. Ну да разве в этом дело? Карлос Мигель Ваняйрос по моим сведениям до сих пор на свободе. Обвинение с него снято за недостатком улик. Едва я только прошел таможенный досмотр ( я был опять же приятно удивлен простоте, с которой это производилось. Никто не лазил с фонариком ко мне в жопу! Замечательный народ!) я тут же выскочил из здания аэропорта и взял тачку, чтобы сию секунду отправится в Национальный музей естественной истории " Хавьер Прадо". Знаете, наверное у каждого человека есть какая-то маленькая мечта, какой-то пунктик, который нудным москитом терзает потихонечнку его сознание, не дает покоя. Но неназойливо, а так слегка. Вот таким пунктиком у меня был имузей естественной истории "Хавьер Прадо". Разумеется, специально я бы никогда не собрался в Перу. Чтобы сходить в музей. Кто-то из знакомых, не-то Гальяно, не -то Стинг, рассказывал мне о нем. Как бы между прочим. И вот засел у меня в душе этот музей, хоть кол на голове теши! Не дает покоя средцу моему! Нельзя сказать, что мне было там чертовски интересно, хотя история человечества меня всегда интересовала, но я очень хотел, чтобы эта мечта осуществилась, чтобы раз и навсегда покончить с этим пунктиком. Бегло осмотрев достопримечательности музея, я облегченно вздохнул, хватил стакан теплой текилы в кафе на улице Либертал, занюхал плодом гуайявы и только после этого я отправился на поиски Хосе Бальдомеро Перейры.
    Я никому не сказал о том, что поеду в Лиму. Я боялся. Я боялся всего. Ну а если быть до конца откровенным - то боялся и жопы. За всеми этими разговорами, за всеми этими смертями, стояла какая-то великая Сила. И я был уверен, что бороться с нею невозможно. Я бы мог, конечно спустить дело на тормозах. Никто меня за это бы не ругал. Я бы списал все убийства на жестоких обезумевших привратников и дело с концом! Но мне хотелось узнать Правду. Узнать, а потом жить себе спокойно. Такая мелочь - Правда! А как ее не хватает. Эта загадка будет мучить меня, лишит меня сна, покоя… Это ведь, как музей "Хавьер Прадо"! Как туалет! Сходил в него и свободен! В главном управлении полиции не без труда отыскал своего друга Педро Дорчиноса. Это с ним мы вели дело Карлоса Мигеля Ваняйроса. Мы тепло обнялись с Дорчиносом. Он совсем не изменился, этот метис, спасший мне когда-то в Колумбии жизнь, закрыв во время перестрелки своим телом от пули.
    Трудность моей ситуации заключалась еще и в том, что никто не понимал моего кечуа. Педро немного говорил по английски, на уровне начальной школы. Но прекрасно знал испанский и кечуа. Я же прекрасно говорил по французски, немецки и немного по английски. Кечуа я разучивал прямо во время полета в самолете. Немудрено, что где-то я мог и ошибаться. Язык нелегкий. Я бы сказал - трудный язык!
Педро очень обрадовался мне. И наотрез отказался говорить о делах в первый день. Угостил чашечкой матэ. Потом - бутылочкой каньи. Потом - бутылочкой текилы. В общем нарезались мы с ни ним в жопу. И лишь только на третий день я на ломанном кечуа сумел втолковать этому немного туповатому от выпитого парню, причину моего приезда.
    - А!Ё!… Так тебе нужен Хосе Бальдомеро Перейра? - спросил Педро. - Ха-ха-ха… Это тот, который жопами занимался? Ха-ха-ха…Так его нету!
    - Как нет? Вообще - нет?
    - Вообще нет! С этим Хосе вообще смешная история произошла. Его нашли убитым в своей лаборатории. Но самое смешное - это то, что у него не было жопы!
    Я из вежливости посмеялся за компанию со своим другом педро Дорчиносом над незадачливым доктором Хосе Бальдомеро Перейрой. Весть о том, что с ним произошла такая вот история лишь только подтвердила мои предположения, что я на правильном пути! И Актуал Магуст и доктор Отто Фарнер - они ведь тоже якобы погибли!
    Уж я-то знал наверняка, что Хосе Бальдомеро Перейра жив. Такой мудрый человек, как он, наверняка сумел обмануть какую-то там жопу! Что-то мне подсказывало, что я должен его разыскать, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. А иначе, зачем бы мне это было бы надо?
Я попросил Педро Дорчиноса похлопотать за меня перед Национальным конгрессом о предоставлении мне перуанского гражданства. Нет! Я вовсе не собирался жить здесь постоянно, я не знал языка. Но мне нужна была относительная свобода перемещений по стране. Я решил во что бы то ни стало разыскать Перейру.
    А вечером , из небольшого отеля, Magic, я позвонил своей милой , славной Сашеньке. Мне так хотелось сказать ей самые прекрасные слова. Хотелось сказать, как я по ней скучаю! Как я люблю ее! Она должна слышать это каждый день! Она должна знать. что я думаю о ней всегда! Что я не могу без нее жить!
    - Алло! Сашенька! - воскликнул я, едва только на другом конце мира сняли трубку.
    - Саши дома нет! Она в библиотеке! Что ей передать?
    -Нет! Спасибо… Ничего… Хотя… Передайте ей, что я ее очень люблю!

< дальше >     < на ZOPA оглавление>

А.Мешков