Муха

    Вздолбаев возлежал на полатях, курил кальян, наслаждался гармонией окружающей его действительности. Сибаритствовал и усердствовал в самоанализе.
    – Вот ведь, какая штука получается, – размышлял он, выпуская дым носом. – Ежели Всевышний воссоздал человека по образу и подобию своему, какое же получается это замечательное существо! Человек наполняет мир вокруг себя любовью. Все тянется к человеку, к его любови… И человек тянется ко всему живому! Все в этом мире гармонично и целесообразно… Вот к примеру я! Лежу и курю кальян. Наполняю воздух и окружающую меня действительность любовью и атмосферой покоя и мира. Сейчас вот встану и скушаю кнедлик или шанежку, что лежит на блюдце, стоящем посреди стола. И все в моем мире имеет свое предназначение. Блюдце для кнедлика, а кнедлик для того, чтобы я его съел…
    Его плавную и спокойную мысль прервал омерзительный звук влетевшей с улицы большой зеленой мухи. Муха испуганно носилась по комнате, натыкаясь то на шкаф, то на лампу, то на стену, ударилась пару раз об стенку, о стекло…
    – Вот муха, – мысль Вздолбаева наткнулась на муху. – Тоже ведь Божье создание. У нее тоже своя жизнь, полная событий важных и незначительных. Жизнь, полная открытий и неожиданностей, любви и горя. И в ее жизни все события также взаимосвязаны и все имеет строгое предназначение.
    Вздолбаев улыбнулся доброй задумчивой улыбкой, отложив в сторону трубку кальяна, поднялся и открыл окно настежь.
    – Лети, муха, домой, к своим ребятишкам! - добродушно и ласково сказал он мухе и указал ей путь перстом. Но муха, не обращая внимание на доброго человека, на его поступок, продолжала неистово биться о стены и предметы.
    – Вот ведь, глупенькая, – подумал с нежностью Вздолбаев. – Убъешься ведь насмерть! Вот тебе окно, раскрытое настежь, ступай домой навстречу добру, любви и своему мушиному счастью… Навстречу новым помойкам, новым встречам. Пусть весь мир раскроется пред тобой в своей многогранной полноте!!!
    Муха после очередного мощного удара, полученного в результате столкновения со стеной, оглушенная, устало села на подушку и стала сосредоточенно чистить крылышки лапками. Вздолбаев умилился, глаза его увлажнились.
    – Вот ведь, чудо какое! Какое чуткое существо – муха! – подумалось ему. – Даже в этой экстремальной ситуации, попав в незнакомый враждебный мир, она, это маленькое одинокое создание, напрочь казалось бы лишенное разума, думает о своей чистоте… А может быть и о смерти… Готовится к ней. Может эта чистка для нее – символ смерти. Уход в небытие. Ведь и человек, готовясь уйти в мир иной, надевает свежее, чистое, белое белье…
    Он словно маг взмахнул руками, стараясь не вспугнуть муху и в то же время дать ей знать, что путь в открытое пространство мира свободен. Он зашел сзади и стал гнать муху в сторону открытого окна. Но муха не поняла и стала снова нарезать круги по комнате. Чувство боли и сострадания внезапно охватило Вздолбаева в целом.
    – Человек, венец творения мира, – думал он, кружа по комнате за мухой, лишь он один наделен счастьем сострадать всему живому и получать радость от содеянного добра. Это и есть высшее наслаждение, дарованное ему природой… - Вздолбаев тяжело дыша, носился по комнате вместе с мухой, стараясь указать ей путь в открытый мир, в пространство, в космос… А встревоженная постоянным преследованием муха, вконец перепугавшись погони, увеличила обороты, включила третью скорость и два раза врубалась прямо в лицо Вздолбаева.
    – Слепая, поди… подумал Вздолбаев, и от этого ему стало еще жальче старую слепую муху.
Захотелось ей по-человечески помочь…
    На память неожиданно пришли строчки из шестой главы "Мудаваяты": "Муховишам апи блохиатмана убхаьджети нахунаху…", что в переводе означает: "Из всех людей тот служит мне с любовью, кто слабого подвигнет на благую жизнь и не обидит тварь живую никогда…" Неожиданно внимание мухи привлек свежий ароматный кнедлик и пышная шанежка, лежавшие на фарфоровом блюдце посреди стола. Муха сделал пару разведывательных кругов над блюдцем, рассчитала траекторию и плавно приземлилась на кнедлик.
    – Уйди с кнедлика! – ласково посоветовал ей Вздолбаев. – Не нужен он тебе! Там на свободе много помоек. На них найдешь ты пищу, что принадлежит тебе по праву…
    Однако мухе, по-видимому, кнедлик понравился. Она стала его есть, от нетерпения суча сразу всеми ножками.
    Вздолбаев стал махать подле мухи руками и кричать на нее:
    – Уйди! Уйди! Уйди! Давай! Давай! Давай! Пошла! Пошла! – а что "давай", он сам не знал. Муху от кнедлика невозможно было оторвать. Она забыла об опасности и о своей оторванности от остального мира, принадлежавшего ей, о многочисленных помойках, о детях и семье, о долге мухи и о своем предназначении в этом мире…
    Наконец Вздолбаев не выдержал и, схватив свою рубашку, лежавшую на кресле, свернул ее и со всего размаху саданул по мухе. Взмыл ввысь кнедлик, шмякнулась об пол и развалилась пышная шанежка, звякнуло разбитое форфоровое блюдце, перламутровым дождем блеснули на солнце многочисленные осколки…
    Вздолбаев замер; остановившись, как вкопанный лист перед травой.
    – Та-а-а-а-к… Значит???! Тварь! Бл…! С-с-с-с..! Нах…..!
    Он стоял потный, вклоченный, тяжело дыша, сжимая в дрожащих руках своих рубашку, как орудие убийства…
    Лихорадочная мысль билась о череп изнутри, рвясь наружу.
    – Всяка тварь создана для такой-то определенной в этом мире лишь только ей цели… Но муха… Муха-то для чего создана? Для того, чтобы грязь разносить по миру да болезни, чтобы портить кнедлики да шанежки? Для чего?
    В вышине потолка, возле люстры, раздалось знакомое жужжание. Муха, оправившись от потрясения, снова совершала очередной вылет…
    Вздолбаев перехватил поудобнее рубашку, скрученную для удобства несколько раз, встал на изготовку, ожидая удобной позиции для нанесения сокрушительного удара, для совершения акта возмездия!.. С криками: На тебе! На тебе! Тварь! Скотина! Подонка! Мразь! – он стал гоняться по комнате за мухой, нанося сокрушительные удары направо и налево, опрокидывая мебель, стулья и столы, разбивая лампы, круша торшеры и вазы. Глаза его горели лихорадочным первобытным огнем. В нем проснулся дремавший доселе основной охотничий инстинкт. Он скакал по дивану, как обезумевшая сорока по гнезду, крутил, словно знамя над головой, порванную охотой рубашку, ступал по осколкам посуды окровавленными ступнями, не замечая боли и оглашая окрестности радостными воплями охотника. А муха, нашедшая наконец-то по счастливой случайности с перепугу в процессе охоты спасительный выход в открытый привычный мир, летела в вышине в неведомое будущее, навстречу опасностям и радостям, навстречу друзьям, мужьям, детям, новым помойкам, навстречу новому счастью, и пела…

  А.Мешков

<<  &  >>