Mother (Мама)
Заявка на сценарий американского художественного фильма по мотивам одноименного романа А.М.Горького "Мать".

В роли Ниловны – Вупи Голдберг.
    Каждый день над индейской слободой в дымном масляном воздухе ревут барабаны и кимвалы. И послушные этому зову выбегают из вигвамов испуганные, словно тараканы, индейцы, на ходу надевая набедренные повязки и пышные головные уборы из перьев павлина. Они стремглав несутся на охоту в прерии, постреливая на ходу из луков, меча, копья с отравленными ядом курары наконечниками в полусонных бизонов, мирно пасущихся за околицей.
    В морозном утреннем воздухе разносится грубая индейская матерная брань, грубая бранная матершинная вонь, предсмертные стоны, крики о помощи раненных насмерть животных и рыб.
По праздникам (а праздником у индейцев считается каждый день, когда они по какой-либо причине остались в живых) индейская молодежь устраивала пьяные драки на окраине слободки. Пьянство и драки молодежи не беспокоят отцов, которые тоже не чурались пьяных драк. Так жил и Жеванный Чулок, волосатый, угрюмый, краснокожий, толстый, малоподвижный, с маленькими слепыми глазками и нехорошей ухмылкой индейский еврей. Когда ему не доставалось по красной морде в пьяной драке за околицей от таких же, как и он, краснокожих пьяных соплеменников, он возвращался домой без единого скальпа, раздраженный и злой, и частенько бивал свою жену томогавком по маленькому, но крепкому черепу, молчаливую и покорную Ниловну. Она не была чистокровной индейкой. Ее привезли с собой в 1654 году веселые и задиристые конкистадоры с берегов Нила. Так бил ее изо дня в день, из ночи в ночь, из утра в утро постаревший Эфраим Жеванный Чулок, пока в одночасье не хватил его инсульт от нервного и физического перенапряжения. А может от укуса бешеного овода. Так и свалился он дождливым осенним днем возле ее кривых ног с томогавком в руке, утомленный, не успев как следует ударить по ее склоненной, понурой головке.
    Сын его – Павка Вонючий Чеснок – на следующий день по обычаю племени крепко, в усмерть, до кабаньего визга натрескался огненной воды двойной перегонки и тоже, неловко пытаясь подражать отцу, попробовал приложиться томогавком к голове Ниловны, да промахнулся и упал замертво. "Мал ишшо, – с нежностью подумала о сыне Ниловна, поправляя съехавший на бедра головной убор.
Павел Вонючий Чеснок, сын Эфраима Жеванного Чулка, трудился, как и все пацаны не покладая рук, ног своих. Бил бизона. И бизон бывало бивал Вонючего Чеснока. Но Вонючий Чеснок бил чаще. Вскорости и не стало бизона в тех краях. Всех перебил Вонючий Чеснок.
    Однажды Ниловна заметила, что Вонючий Чеснок читает какие-то наскальные рисунки. Она заглянула через плечо сына и по слогам прочитала: "Ка-пи-тал.". Вонючий Чеснок испуганно плечом закрыл от нее надпись.
    – Это запрещенные надписи, – пояснил он, - "Капитал" называется.
    – О чем пишут? – поинтересовалась Ниловна.
    – Мама, вы будете смеяться, но я вам-таки скажу, – сказал ей Павел. – Вы знаете, наш вождь - Большая     Свинья – таки совсем зажрался. Оказывается, мы забиваем бизонов, а он только знает их ест. Как вам это нравится?
    Впервые Ниловна видела своего сына таким задумчивым и трезвым. С той поры в вигваме Ниловны стали собираться трезвые молодые индейцы (в основном из бедных евреев) и читать надписи на камнях. Время от времени что-то обсуждая. До Ниловны доносились какие-то непонятные слова: "Прибавочная стоимость".., Каутский.., могильщик.., материализм.., эмпириокритицизм.., диалектика.., рента.., деньги.., Ленин…
    Ниловна стала с удивлением замечать, как усиливается процесс социально-классовой поляризации индейского общества, как происходит расширение и совершенствование системы эксплуатации, обусловленное новыми формами организации хозяйства, его рационализации. На ее глазах возникли новые социальные антагонизмы. В тихую размеренную жизнь индейского племени врывается, сметая все на своем пути, научно-техническая революция. У многих зажиточных индейцев из правящей верхушки появились огнестрельное оружие, водка, карты, вино, женщины, импортные лошади, одежда европейского качества.
    И тогда молодые индейцы стали потихоньку расшатывать существующий строй. Они часто время от времени, к делу и не по делу, устраивали маевки, июньки, июльки, августовки, сентябрьки и т.д. Каждый день они устраивали такие праздники. Выезжали за околицу, набирали с собой мяса, огненной воды, женщин, пели песни о свободе и равенстве ("Мы жертвою пали в борьбе роковой… "). Строй постепенно от этих маевок расшатывался, расшатывался, пока вконец не расшатался. Однажды господствующие классы вдруг ощутили, что не могут больше по-старому управлять разгулявшимися индейцами. А поскольку никто больше не бил бизонов, кабанов и прочую снедь, то обострилась выше обычного нужда и бедствия угнетенных индейских масс.
    Ниловна тоже ходила на маевки. Там ей нравилось. Она тоже пела со всеми песни протеста, "Полет кондора над гнездом кукушки", ела мясо убиенных животных, птиц, рыб. И прятала знамя индейской революции от злобных индейских казаков, которые время от времени наезжали поразвлечься да поразгонять слегка молодых революционных индейских масс, хлестали их своими нагайками по красным загорелым спинам и отымали красные революционные индейские знамена. Но упорные индейцы снова и снова где-то доставали новые и новые знамена, отдавали их Ниловне, чтобы та спрятала. Так Ниловна приобщилась к революционной работе.
    Когда орда казаков в очередной раз разогнала маевку, обломала кайф молодых революционно настроенных индейцев, терпение революционных индейских масс лопнуло (хотя индейцы славятся своей выносливостью и терпением), и они, накурившись трубок мира, двинулись к Зимнему вигваму вождя племени Большой Свиньи и свергли ненавистную власть индейских угнетателей. Саму Большую Свинью вместе семьей расстреляли из луков и чесноков.
    К власти пришли революционно настроенные массы индейцев во главе с Вонючим Чесноком, Ниловна возглавила комитет индейских матерей и перестала прятать революционные знамена, впрочем как и вообще работать. Стала распевать революционные народные индейские песни и танцевать такие же по содержанию индейские бесшабашные танцы.
    А в племени воцарилась социальная справедливость и спокойствие. И никто никого не угнетал, поскольку никто ни на кого не работал. Все индейцы получили равные права носить революционные знамена, собираться на маевки, когда приспичит, и петь там до хрипоты революционные боевые песни. И зажили они счастливо и свободно. Припеваючи.

  А.Мешков

<<   &   >>