|
||
|
ЛЮБОВЬ | |
Относительное счастье Алексея Синюшко
(хороший, добрый такой рассказ)
Счастье - понятие относительное. Леша Синюшко считал себя вполне
счастливым человеком относительно тех бедолаг, у которых, скажем, нету рук или ног… Вот сегодня,
например, он вполне удачно сдал пустые бутылки на сумму более двадцати пяти рублей. Хорошо? Конечно,
хорошо, даже – отлично, относительно тех бедолаг, которые сегодня останутся с носом, благодаря
Лешкиной энергии движения, прозорливости, Лешкиной деловитости и умению правильно организовать и
поставить свое дело. У Лешки с тех пор, как он вынужден был покончить с преподавательской деятельностью
в университете в связи с его закрытием, появилось наконец-то собственное дело. Он собирал бутылки и сдавал
их. Поначалу было, конечно, трудно. Очень сильная была конкуренция. Опытные бутылочники опережали
Лешку по всем статьям. Они были и похитрее, и половчее. Но на стороне Лешки была молодость и трудовой
задор. Минуло всего каких-то пять лет, и Лешка стал одним из опытнейших мастеров своего дела.
"Талантливый человек – талантлив во всем!" - любил повторять Лешка Синюшко
своим менее удачливым компаньонам. Разумеется, было в его жизни некоторое преимущество перед старым
образом жизни, когда Лешке каждый день необходимо было просыпаться рано утром, идти куда-то…
что-то говорить… кого-то поучать… Теперь – другое дело! Просыпайся, когда хочешь,
когда деньги понадобятся… Рабочий день, когда захочешь… Знай только пошевеливайся! От твоего
желания, и лишь только от него, зависит твое материальное могущество!
Вот только
теперь, когда он стал обладателем двадцати шести рублей семидесяти трех копеек, перед ним возникли
настоящие проблемы: что и где купить, чтобы не было мучительно больно потом за свою легкомысленную
расточительность. Чтобы не горячиться понапрасну, наученный горьким опытом Лешка пошел в пивную. Там
в тиши и полумраке, где никто никуда никогда не торопится, где плавно, словно великая река, течет общая
беседа, где время словно бы замедляет свой стремительный бег, только и мог по-настоящему сосредоточиться
Синюшко.
Лешка приветливо кивнул Ниловне, толстой грязной старухе-
процентщице, злобно вытиравшей столы от блевотины и крови, пожал руку Витьку-вышибале, добровольно
работавшему здесь уже лет десять-двадцать бесплатно, просто из любви к профессии и к людям. Витек был
вышибалой, что называется, от Бога. Высокий, стройный, крепкий, наглый, с какой-то сумасшедшинкой во
взгляде (именно из-за этой сумасшедшинки и любви к вышибательству он пару лет провел в психиатрической
клинике!).
В пивной было немноголюдно, но красиво. Сквозь серые невыразительные
шторы внутрь пробивались вечерние косые солнечные лучи. Два пожилых негра, видно, не местные, видимо с
юга, о чем-то горячо спорили в углу, время от времени подливая в пластмассовый стаканчик из принесенной с
собой бутылки, и по очереди к нему прикладывались с видимым отвращением. Лица их в этот миг искажались
до неузнаваемости, хотя их и без этого было почти невозможно узнать в темноте
полумрака.
Лешка заказал себе пару пол-литровых банок пива и небольшой, в ладонь,
но красивый, блестящий такой кусок селедки. Неторопливо попивая пивко, он стал думать, как дальше жить с
такими деньгами. Конечно, на рубль он непременно купит себе любимых лакричных леденцов. Он уже давно с
завистью поглядывал на яркие прилавки уличных лотков, где горластые продавцы, словно нарочно дразня его,
Синюшко, раскладывали сверкающие в серебристых обертках, манящие леденцы, от которых, когда засунешь
их подальше за щеку, кажется, что у тебя разнесло морду флюсом. Леденцы были, конечно, роскошью,
настоящей оргией, но иногда Синюшко позволял себе расслабиться, покайфовать. А ведь, если сразу леденцов
не купишь, то деньги потом словно бы тают в печальной неизвестности, в эзотерической глубине, в бездонных
манящих пучинах многочисленных пивных и пабов.
Потом, ему почему-то давно уже
хотелось как-то слегка обновить свой гардероб. Сам себе он стеснялся признаваться в этом, но после первой
кружки пива все-таки признавался и при этом смущался своих мыслей и слегка краснел. Недавно, проходя как-
то по центральной улице, он увидел в шикарной витрине супермаркета "Second hand"
замечательные нанковые кюлоты и синий в звездочку удлиненный кисейный спенсер. Несмотря на свой образ
жизни, Синюшко старался как-то держаться на плаву, сохранять свой имидж, следить за своим внешним
видом. Он не хотел быть похожим на своих многочисленных приятелей, и, несмотря на их насмешки, давно
уже отказался от ношения традиционного трико с оттянутыми коленками и домашних тапочек. А ведь было
время, когда был помоложе, перед выходом на прогулку специально оттягивал коленки у своих трикотажных
спортивных штанов… Смешно… Наивно полагая, что этим нехитрым приемом он придавал себе
весьма импозантный вид, делая себя еще привлекательнее… С тех пор представления об импозантности у
него ушли далеко вперед. Дома на чердаке у него хранились журналы мод и каталоги, легкомысленно
выброшенные зажравшимися снобами, которые он порой находил на помойках. Можно, конечно, кое-что
найти и на помойках, но Лешка так давно уже себе ничего не покупал, что часто в своих мечтах он представлял
себе этот сладостный процесс. Вот он подходит, протягивает деньги накрашенной надменной
продавщице…
– Санек! Оставь глоток! – услышал он хриплый
женский голос, колоратурное сопрано. И хотя он был далеко не Санек, он все же, повинуясь природному
голосу вежливости, оглянулся на голос. Прямо перед ним стояла невысокая дама в бесформенной пелерине и в
ветхом старомодном кринолине из толстого шинельного сукна.
Лицо дамы носило на
себе явный отпечаток трудного жизненного пути, многочисленных страданий и передряг. Под правым оком
красовался огромный, на всю морду, синяк, губы были густо напомажены, густые немытые волосы свалялись в
бесформенную какую-то шапку, поверх которой был воздвигнут какой-то немыслимый головной мятый
засаленный убор, типа калотта, форме которого позавидовал бы, пожалуй, и Кензо. На одной губе у дамы
ярко выделялась сочащаяся незасыхающая язва, под носом, наоборот, – застыла засохшая зеленая
козюля.
– Простите, вы это мне? – спросил Лешка, в растерянности
оглянувшись вокруг.
– Тибе - тибе! – ответила дама. –
Оставь глоток! Санек!
– С вашего позволения – Алексей! Алексей
Синюшко! – учтиво склонил голову Лешка. Он так давно не общался с прекрасным полом, что от
волнения у него перехватило дыхание. Дамы никогда не баловали его своим вниманием. Они как-то чурались
его общества. То ли из-за его рябого лица, то ли из-за его длинного кривого носа. То ли из-за маленьких
невыразительных глазок (Лешка с детства косил на оба глаза, поэтому незнакомым всегда казалось, что
Лешка безнадежно слеп). Лешка вежливо пододвинул даме одну из банок. Дама жадно прильнула к банке
губами и в секунду опорожнила ее, шумно сглатывая и притоптывая от нетерпения ногой в стоптанном
резиновом галоше на босу ногу.
– Лешка, говоришь… – Она
перевела дыхание. – А что! Хорошее имя… А что, Лешка! Не выпить ли нам
водки?
– Отчего же! Отнюдь! – Лешка щелкнул в воздухе пальцами,
подзывая официанта. Официант, конечно же, не подошел (он вообще ни к кому не имел привычки подходить,
чтобы никому не было обидно), и Лешка сходил сам за водкой. Через час-другой они уже были друзьями,
словно знали друг друга всю жизнь. Лешка гусарил. Ему было не жаль денег. Черт с ними, с леденцами! Черт с
ними, с кюлоттами. В конце концов его нанковые штаны еще совсем крепкие. Лет на пять хватит пока, а там
видно будет… Но сейчас ему было просто по-человечески хорошо с этой невзрачной на вид, но, тем не
менее, беспечной и неопрятной, бездомной девчонкой. И пусть она не так нарядна, пусть не очень чиста, пусть
жизнь ее потрепала словно шхуну, пусть под носом у нее коза, пусть на морде язва! Пусть! Но она весела и как-
то по особенному, по женственному, а не по-мужски, обаятельна… Лешка угостил Эльвиру (так, кажется,
звали его новую подружку) изысканными бычками из помятого медного портсигара. Они незаметно перешли
на "ты". Элеонора оказалась интересным, умным, тонким, понимающим, деликатным
собеседником…
О чем они говорили? Да обо всем! У них нашлось много общих
интересов. Так же как и Лешка, Виолетта любила Шопенгауэра и Густава Малера, Беккета и Ионеско…
Так же как и Лешка, свободно изъяснялась на английском и французском. Так же как и он, имела отношение к
гуманитарным наукам… Она закончила институт международных отношений… Но с тех пор как
Россия категорически отказалась от выплаты внешних долгов и кредитов МВФ, необходимость в ее услугах
как-то сама по себе отпала… Они бродили по ночному городу, взявшись за руки, пили водку прямо из
горлышка, распевали какие-то легкомысленные арии из "Паяцев" Руджеро Леонкавалло и
"Волшебного стрелка" Моцарта, танцевали какие-то легкомысленные славянские танцы… На
последние деньги Лешка купил своей даме скромный букетик настурций.
А когда
сумасшедший город наконец-то угомонился и заснул пьяным тяжелым сном, усталый, но счастливый Лешка
привел ее к себе на меблированный чердак. Он слегка волновался. Ведь она была его первая женщина за
последнее десятилетие. Он как-то незаметно для себя забыл уже, как надо обращаться с женщиной в постели.
Однако его волнение было напрасным. Он заснул раньше, чем ему понадобилось бы вспоминать это…
Последним воспоминанием этой мятежной ночи был шелест дешевого коленкорового нижнего женского белья
по десять су за локоть.
Проснулся он от беспокойного, громкого, напряженного
кряхтения голубей, которые в огромном количестве ютились тут же на чердаке… Оглянувшись по
сторонам, он не обнаружил Виолетты… Может… в ванной? – мелькнула мысль, но он
тут же ее отбросил, вспомнив, что на чердаке нет ванной… И не было никогда… И вряд ли когда-
нибудь будет…
Лешка тяжело вздохнул и пошарил рукой в кармане своего
просторного хэвлока, который ему служил ночью одеялом. Денег в кармане не было. Не было их и в тайнике,
под балкой. Да и не могло быть. Ведь он вчера их, по видимости, пропил, угощая свою новую знакомую,
Анжелику… Он сладко в истоме потянулся, хрустнув суставами, с улыбкой вспомнив свою вчерашнее
эротическое приключение… Он уже привык к постоянным неудачам в личной жизни, поэтому нисколько
не огорчился и не удивился, когда увидел, что и эта женщина покинула его не попрощавшись. В конце концов,
понятие счастья – понятие относительное. Еще не известно, кому повезло, если к другому уходит
невеста!
Лешка сделал несколько рывков руками и осторожно спустился по пожарной
лестнице во двор. Отряхнувшись от голубиного гуано, он оглянулся вокруг. Мир по-прежнему был прекрасен.
Ярко светило осеннее солнце, отражаясь в золотистой влажной листве. В голубой бездне плыли птицы
высокого полета. В песочнице играли дети. Старушки в ветхих прюнелевых шушунах сидели миролюбиво и в
то же время безбоязненно у подъезда, обсуждая последние перестановки в
правительстве.
В конце концов, у него, у Лешки есть руки, ноги и голова на плечах! И
он сам является кузнецом своего счастья! Лешка распрямил плечи, торопливо справил нужду под сенью
гранатового дерева и пошел, пошел, пошел… Неожиданно сзади раздался резкий тревожный звук
автомобильного клаксона, прервав его утренние мысли. Лешка отпрянул, посторонился, не оглядываясь,
уступая дорогу транспорту. Однако водитель не прекращал сигналить. Лешка обернулся. Сзади, в двух шагах
от него стоял великолепный белый "Шевроле", за рулем которого сидела очаровательная девушка в
белом воздушном платье. Волосы ее шелковистым сверкающим водопадом стекали на обнаженные загорелые
плечи. Девушка приветливо улыбалась ему и приветливо размахивала рукой. Лешка оглянулся вокруг, ища,
кому бы это могла махать такая красавица. Однако, кроме старушек на скамейке, претендентов на приветствие
больше не было.
– Простите, вы это мне?
– Тебе!
Тебе! Козья твоя башка! – весело крикнула девушка. – Не узнаешь? Лешка! Это же
я!
– Простите, не имею чести… – Лешка потупил взгляд. Его
редко с кем-нибудь путали, настолько он был непохожим, неординарным… в своей
непригожести.
– А так? – спросила девушка, достав двумя
пальчиками из сумочки искусственную зеленую козюлю и ловко прикрепив ее под носом, приблизила свое
лицо к Лешкиному. – А так – узнаешь?
Смутная догадка
мелькнула в Лешкиной голове.
– А так? – девушка торопливо,
словно боясь, что Лешка уйдет, прикрепила к лицу искусственную язвочку.
– Да
я же это! Я! Виолетта! Неужели не узнаешь?
– Виолетта! Ты! Не может
быть! – воскликнул в сердцах Лешка, отпрянув на несколько шагов от
удивления.
– Я это! Я! Садись в машину!
–
Право… Я не смею… – бормотал растерянный Лешка. – Я запачкаю
сиденье… салон… коврик…
– Полноте! Какая мелочь! Мы
заменим машину! Лешка! Ты хоть что-нибудь помнишь? Все остается, надеюсь, в
силе?
– Что все? – испуганно воскликнул
Синюшко.
– Что – что!!! Ты же, чертенок, обещал на мне жениться!
Вот что!!! Мы же с утра собрались в ЗАГС! Забыл, что ли? Лешка! Ну,
напрягись!
– Да, но… – Лешка, как ни напрягался, не мог
вспомнить такого…
– Какое может быть
"но"?
– Но мы же такие разные… – Лешка не мог
прийти в себя от удивления.
– Вчера ты так не говорил… –
девушка помрачнела, руки ее задрожали, глаза заблестели неземным предательским блеском. –
Вчера ты говорил, что любишь меня… Ты лгал мне?
– Нет… Просто
вы вчера были другой… Вы молоды и красивы… Перед вами весь мир… А
я…
– Нет, Леш… – девушка мягко положила ему свою
нежную руку на плечо. – Я осталась такой же… Просто… Просто оболочка была другая.
Но ты… Ты не отвернулся от меня даже в такой оболочке… Значит, тебе была важна моя сущность, а
не оболочка…
Девушка неожиданным резким движением обхватила его за плечи
и, с силой притянув к себе, впилась в его губы жарким долгим поцелуем. Лешке это мгновенье показалось
вечностью.
– Понимаешь, Леш… – девушка перевела
дыхание, – Я не буду скрывать. Я богата… Что греха таить! Сказочно богата! Мой
отец… Ты его наверняка знаешь по газетам… ГАЗПРОМ слышал?
–
Ну…
– А ГКС?
–
Ну…
– А РАО ЕЭС?
– Нет! Про это
вот… не слыхал…
– Ну так вот… Понимаешь, те люди, которые
окружали меня в моей жизни, делали мне предложение до тебя… Они… Их просто интересовали мои
деньги… Должность отца… его бабки… Власть… министерские портфели…
Президентская должность… А ты… Ты другой… Понимаешь… Я давно искала такого
человека, как ты… Чистого и честного, бескорыстного… Для которого деньги не имеют никакого
значения… Я переоделась в грязное платье и вышла на улицу… И никто! Слышишь! Никто не дал
мне даже глотка пива! А ты… Спасибо тебе! Спасибо за то, что ты такой… Мы введем тебя в состав
правительства… С твоей деловитостью и энергией, с твоей добротой и бескорыстием мы выведем страну
из кризиса…
– И то верно! – сказал вдруг Лешка неожиданно
для себя. – Давно пора…
Он вдруг подумал, что теперь-то он
наверняка купит себе лакричных леденцов…
А.Мешков, размещено в апреле 2002 года