|
||
|
ЛЮБОВЬ | |
Одноклассница
— Время не ко всем одинаково благосклонно! – сказал неожиданно Борька, откусывая кончик сигары, после часовой паузы, не придав по обыкновению значения тому обстоятельству, что я не мог проследить ход его мыслей, предшествующий этому глубокомысленному и мудрому замечанию. Однако, зная его нрав, я приготовился слушать очередную замечательную историю, для которой мой друг всегда созревал к третьему-четвертому стаканчику чудесного домашнего самогона.
— Но особенно безжалостно оно бывает почему-то к женщинам! (Быть может, Создатель не может им простить того самого несчастного яблока, что они украли у него из сада? В таком случае стоит ли говорить о каком-то всепрощении и милосердии? Однако даже Создатель не в силах изменить суть женщины, и от своего бессилия он и отыгрывается на их внешности, что в сущности является акциденцией по отношению к их коварной неизменной субстанции!)
Лет двадцать назад, когда я был еще школьником и, как и все дети, ходил в школу, надеясь чему-нибудь там научиться… – Вообще-то, трудно было представить этого уверенного в себе, седовласого, с красивым мясистым носом на слегка одутловатом лице, солидного джентльмена, сидящего предо мной в кресле с радиотелефоном в руке, сопливым босоногим мальчишкой-сорванцом, к тому же пытающимся чему-то научиться в школе.
— Ты же знаешь, рос я в глухой среднерусской деревеньке и к тому времени, как впервые влюбился, был уже крепким и проворным безусым юнцом, к тому же ловким пареньком, способным в минуту оседлать однолетку и заарканить мерина. До того, как любовь превратила меня из смелого, решительного и нахального волокиты в робкого, застенчивого, мечтательного придурка, я уже не раз пытался запустить свою руку под юбку деревенским девчонкам, да и не только, собственно, руку, да и не только девчонкам… Но каждый раз мои попытки заканчивались неудачами. Девчонки почему-то, вопреки моим ожиданиям, с неохотой допускали под юбку мои мужские руки. Это обстоятельство несколько противоречило моим представлениям о половой жизни, почерпнутым из Библии. Возникало большое разногласие: я морально и физически был уже готов войти в женское лоно и делить ложе любви, согревая и чресла, и лядвеи, осыпая поцелуями ланиты и перси, однако, одноклассницы, вполне по своей природной конституции созревшие для этого, почему-то этого как раз и не желали. А может быть, и желали, но что-то во мне их останавливало.
Я перепробовал всех, правильно полагая, что одна из них все-таки не выдержит бури и натиска моих желаний, но, видимо, их время еще не подошло, а мое подпирало. Случалось ли тебе стоять возле кабинки общественной уборной, когда там кто-то неторопливо читает газету, а ты вот-вот наложишь в штаны? В таком случае тебе легко понять мое состояние в то далекое время.
— Мою первую любовь звали… – Борька задумался, сморщив лоб, беззвучно шевеля губами. – Впрочем, это не важно. Она была прекрасна, как бывает прекрасна молодая кобылица-однолетка, впервые выпущенная на весенний луг после студеной однообразной зимы, впервые увидевшая зеленую травку. Она была стройна не по годам, налита здоровьем: с пышной гривой желтоватых, словно осенние листья, волос и маленькими упругими сиськами, она наводила на нас, пацанов, какой-то неведомый изотерический ужас. Я долго подбирал к ней ключи, пока однажды не зажал в полутемном коридоре школы и не запустил ей руку под юбку. Но недолго задержалась моя рука под юбкой. Она ответила мне таким жестким сопротивлением, коему позавидовал бы мастер рукопашного боя Чак Норрис. Тогда я впервые на себе ощутил всю прелесть японского «кия»! Она была в тот миг близка к тому, чтобы навсегда лишить меня радости совокупления и положить конец моему роду похотливых прелюбодеев. К счастью, все обошлось. Героические усилия сельских врачей вернули меня к жизни. Но на несколько недель я был лишен радости запускать свою руку под юбки сверстниц, поскольку с трудом перемещался в пространстве.
С тех пор прошло много лет. Судьба разбросала нас по белу свету. Где только…
Телефонный звонок перебил слова Борьки. Он поднес телефон к уху:
— Да! Слушаю… Я же вам сказал, что нефтепровод пойдет в обход! Неужели вам моего слова недостаточно? Да… С ЕЭС согласовано! К моему приезду чтобы все было готово! И вам также…
Спрятав телефон в карман, Борька продолжил как ни в чем не бывало:
—…Не довелось мне побывать, но везде я постоянно помнил о ней и о той боли, которую она принесла мне, возможно, сама того не подозревая. По велению судьбы как-то раз я вновь оказался в тех местах, где прошло мое босоногое детство. Земляки встретили меня очень приветливо и где-то даже ласково. Среди встречавших я пытался увидеть знакомое любимое лицо с гривой пышных золотистых волос, но так и не встретил. После моего выступления перед сельчанами в ветхом сельском клубе ко мне подошла крепкая кряжистая баба в грязном платке и, запросто хлопнув меня по плечу, спросила весело, но с вызовом:
— Не признаешь старую любовь, засранец ты эдакий!
От удивления у меня отвалилась челюсть (ее вовремя подхватил молодчик из охраны). Передо мной стояла она, моя первая любовь! Боже, видал бы ты это уебище! В каком-то немыслимом засаленном ватнике, морда красная, налитые кровью голубые глаза, в улыбке тускло блестит неровный ряд металлических зубов из какого-то немыслимого металла, уж не из чугуна ли?
— Слыхали, слыхали о тебе, засранец ты эдакий! – восхищенно сказала она. – Кто бы мог подумать!
После таких слов что-то во мне шевельнулось, и я знал, что это! Да! Память не отпускала меня. Далекая обида очнулась и вновь заговорила во мне. Печаль неразделенной юношеской любви вспыхнула с новой силой и зажгла во мне дремавший доселе огонь желания. Я вдруг ощутил…
Телефон снова заверещал, и Борька, сморщившись, вытянув антенну, приложил его к уху. Прекрасное лицо его вдруг исказилось гримасой ярости и негодования:
— Tous des cons! Bande de tueurs, si vous crayez gue ca va se passe comme ga! Des fripouilles, des faineants. Tas d'encules! (Все вы дерьмо! Напрасно думаете, что я это так оставлю. Бездельники, лентяи,…, кучка жуликов! – фр.)
Отшвырнув трубку, Борька продолжил:
—…Знакомое волнение и легкий зуд в паху. Я в дипломатично-деликатной форме пригласил ее на ужин в гостиницу, и она, как ни странно, легко согласилась. И что удивительно – ровно в назначенный час она пришла. Видал бы ты ее, Санек, ты бы просто со смеху упал бы! Она, видимо, еще не утратила былой романтичности и напялила на себя то самое платье, под которое я в те далекие годы так неудачно запустил свою юношескую неискушенную руку. Ты знаешь, с тех пор я запускал свои руки под юбки самым различным девчонкам и почти никогда не получал такого неадекватного сопротивления. Вспоминаю девчонок из Карнеги-холл или балерин из Фридрих-штадт-паласа и бойких негритянок из бродвейского кардебалета: все было, а тут вдруг перед ней я снова оробел.
Надо сказать, что это платье совсем не придавало романтичности ее фигуре, располневшей, обрюзгшей, расплывшейся. Жировые складки свисали с боков и спереди, как у тяжеловеса-штангиста или опустившегося борца сумо. В некоторых местах платье просто разошлось по швам, а то место, которое мы в простоте своей называем бюстом, выпирало с такой мощью, куда там мухинской бабе. Клянусь котомкой Агасфера, Кустодиев со своими купчихами отдыхает… А с Рубенсом случилась бы падучая! Я учтиво предлагаю ей выпить на брудершафт. И мягко целую ее в губы. Запах молока, луговой травы, чеснока, мяты перечной, лука репчатого и много другого запаха шибануло мне в лицо… И тогда я по обыкновению запускаю свою руку ей под юбку…
Ты знаешь, я видел поединки боксеров-смертников на Тайване, схватки борцов сумо в Нагасаки, видел последний бой Майка Тайсона, но вряд ли кто-нибудь из них смог бы что-то противопоставить ее коронному молниеносному смертоносному удару… На этот раз все было гораздо хуже. И у меня уже реакция не та, и она (я это почувствовал) сильно окрепла и возмужала с тех пор… Извини, Санек, но мне пора, – Борька взглянул на часы. – Ко мне Гельмут с Хавьеросом с минуты на минуту должны прийти договор подписать, проведать…
Борька протянул мне на прощанье перевязанную руку, не вставая с кресла. Два дюжих санитара словно по команде подошли с обеих сторон и легко покатили кресло с Борькой вдоль по коридору. Неожиданно он оглянулся, дав жестом сигнал санитарам остановиться. Лицо его сияло:
— А я все равно сделаю ее! – весело крикнул он, подняв к небу средний палец! – Вот только оклемаюсь чуток!
А.Мешков, размещено в мае 2009 года