Боксеры – тоже плачут…

    Аху Всепоху, тяжеловес из Западной Какании, надежда всей страны, любимец фортуны, мастер смертоносного удара правой, способного завалить годовалого быка, гроза всего Западного побережья, готовился к финальному поединку с боксером из Восточного Сломали Мордухеем де Пуком. Он уже десятки раз просматривал видеозаписи полуфинального поединка де Пука с японцем Акиро Кусака, пытаясь понять, как мог маленький, худенький, прыщавый очкарик де Пук, дебютант чемпионата, так жестоко побить грозного Кусаку, победителя прошлогоднего чемпионата мира. Акира во время боя был словно бы парализован. Забившись в угол, безвольно опустив руки, он покорно подставлял свое одутловатое лицо под хаотичные, дилетантские, суетливые удары Мордухея. Во втором раунде он отрубился окончательно и, поддерживаемый со всех сторон секундантами, под оглушительный, оскорбительный матерный рев болельщиков, покинул ринг.
    Что-то настораживало Аху в предстоящем поединке. Нет. Он чувствовал себя в отличной форме. Все свои поединки он провел на высоком уровне. Два из них вообще закончил нокаутами. Но все же тревожно было на душе. "Я его сделаю!" - упрямо твердили его губы. "А сделаю я его?" - неотступно свербило в мозгу. Аху сжал в ярости кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
    Чу! Кто-то осторожно постучал в его номер. Аху подошел к двери. Согласно инструкции, оговоренной в контракте, он не должен был общаться с внешним миром до окончания чемпионата.
    – Кто там ? – спросил он на каканском языке.
    – Це – я! Мордухей! – ответил ему тревожный голос на языке Восточного Сломали. - Поговорить треба!
    – Заходь! – приветливо отворил ему двери Аху (согласно древнему каканскому закону гостеприимства, каждый каканец должен открыть двери путнику, даже если находится в чужом доме).
    Мордухей был бледен, тревожный его взгляд перебегал с предмета на предмет, с Аху на себя и обратно. Руки и чресла его дрожали.
    – Что привело тебя ко мне в столь поздний час?
    – Присядьте, дядьку! – Мордухей в волнении сел прямо на пол. Аху сел рядом.
    – Выручай, дядьку! Мате помирает! - выдохнул Мордухей, у него предательски заблестели глаза, предательски задрожал подбородок, слезы предательски набежали на глаза, сопли предательски побежали из его большого, красивого, крючковатого носа.
    – Что с ней? Что? – забеспокоился Аху.
    – Та…  – безнадежно махнул рукой да Пук. - Так… Все сразу… Жить ей осталось совсем мало… Но она мечтала, чтобы я стал чемпионом… Может быть, это сделает ее счастливой… Хоть в последние деньки… Может, последние дни ее будут окрашены светом гордости и счастья… Ведь она так и не изведала в этой жизни счастья…
    Аху задумался. Перед его глазами мысленно промелькнули картины его изнурительных тренировок, бесконечных боев, сокрушительных ударов ниже пояса… Он ведь так стремился к этому званию… К этой победе! Но сейчас перед ним сидел человек, для которого эта победа была нужна не как звание… не ради удовлетворения собственных амбиций… Не ради гордыни… Она была нужна для того, чтобы сделать счастливым мать… В душе Аху Всепоху сейчас боролись в тяжелом поединке два начала: хорошее и прекрасное. Он сразу вспомнил безвольное поведение на ринге японца и устыдился своих сомнений…
    – Конечно, конечно…  – успокоил он Мордухея, дружески тронув его за плечо. - Успокойся, друг! Я понял тебя! Все будет отлично! Не волнуйся!
    – Правда? – глаза де Пука заблестели счастливым блеском.
    – Не сомневайся, друг!
    – Какой вы… Вы… Вы просто… Да вы… - Мордухей попытался поймать и поцеловать проворную руку Аху Всепоху.
    – Да полноте вам! – успокоил его Аху.- Разве я не понимаю… Что ж мы, изверги, что ли, совсем, земляк!
    Они обнялись и молча постояли полчаса, обнявшись.
    После чего Аху проводил своего гостя, своего будущего соперника до двери. У дверей произошла небольшая заминка. Мордухей пытался вложить в руку Аху кучку мятых сломалийских шекелей, а Аху в свою очередь пытался вложить в руку Мордухея пачку каканских тугриков. Завязалась короткая схватка, которая закончилась все же в пользу Аху Всепоху.
    – Это на лечение! – сказал он с чувством.
    С чувством пожав на прощание руку Аху, Мордухей с чувством помялся немного и сказал, с чувством пряча шекели, тугрики и взгляд:
    – Только это… Мама будет смотреть бой по телевизору… Так чтобы все было как бы по-честному, что     ли…
    – Не волнуйся, братан! Все будет чики-пуки! Каки-маки! Хуху-фуху!
    Всю ночь Аху не мог заснуть. Да и все утро тоже. Потом весь день не спал каканский боксер Аху Всепоху. Пил каканский боксер ночь, утро и день. Пил от отчаяния и от радости за свой поступок. Мысль о предстоящем светлом поражении нисколько на этот раз не омрачала настроения молодого боксера. Ничто не помешало ему на следующий день вовремя прийти на соревнования.
    Аху Всепоху даже не разминался перед боем, исполненный благородного чувства, чтобы ненароком не причинить душевной боли своему сопернику. Он ничем не выдал своего волнения, когда вышел на ринг. Пожав руки в перчатках Мордухею, как будто они незнакомы, Аху даже не улыбнулся. Судья на ринге скомандовал: "Бокс!", и поединок начался. Аху старался подставить корпус и лицо под удары Мордухея, но подслеповатый, тщедушный Мордухей был настолько неподготовленным соперником, что все время промахивался и пару раз даже упал, запутавшись в ногах и поскользнувшись. Один раз он в волнении проглотил резиновую капу. Он совсем не умел передвигаться. Не говоря о том, чтобы наносить удары. Чтобы облегчить задачу своему сопернику, Аху остановился неподвижно в углу и, открыв лицо, безвольно опустил перчатки. Но подслеповатый Мордухей никак не мог попасть в лицо. Несколько раз он попадал в лицо рефери. Иногда – себе. Редко в лицо Аху. Тогда сам Аху стал потихонечку помогать ему, направляя его удары в цель. В конце концов, потеряв всякое терпение, он размахнулся и изо всей силы своего коронного правого бокового удара врезал себе в челюсть и свалился замертво. Его удар был, как всегда, точен!
    Очнулся он уже в раздевалке-гримерной. Над ним хлопотали его лечащие врачи-наркологи и проктологи. Обычная медицинская команда. Рядом, у изголовья, сидел растроганный японский боксер Акиро Кусака и с умилением смотрел на Аху Всепоху.
    – Ты – молодец! Однако! – сказал японец, нежно поглаживая Аху по жестким курчавым волосам.
    – Ты тоже! – слабо улыбнулся в ответ окровавленным ртом Всепоху.
    – Теперь его сын наверняка выживет! - убежденно добавил японец.
    – Сын? – удивился Аху, подскочив на топчане. – Какой-такой сын?
    – Ну как? – не понял Кусака.- Как какой сын? Его сын! Который болен церебральным параличом! В коляске! Которому он обещал стать чемпионом!
    – Ах… Ну да! Как же я забыл! – в отчаянии хлопнул себя по лбу кулаком Аху Всепоху и упал замертво, совершенно забыв о том, что его коронный правый удар валит годовалого быка.

  А.Мешков

<<   &   >>