Как я был гастробайтером

Пролог
Два года назад мне довелось побыть нелегальным рабочим в Великобритании. Удовольствие оказалось весьма сомнительным. Работы много, а денег мало. А как обстоят дела на этом незаметном фронте у нас, в России, возник неожиданный вопрос. Не наоборот ли? Может быть, наши гастробайтеры пребывают в роскоши и неге? С такими вопросами я отправился на рынок гастробайтеров, что на Каширском шоссе.
   А вдоль дороги Вдоль дороги стоит полторы сотни человек брюнетов в невыразительных черных кожаных куртках, сидящих на кряжистых фигурах словно попоны. Редкий шатен мелькнет в этой толпе, а о блондинах или женщинах я вообще молчу. Одни мужики. У некоторых на груди прикреплены таблички с корявыми надписями: "отделка квартир", "настилка полов", "штукатурка", "столярные работы", "сварочные работы" и т.д. Ни тебе писателей, ни драматургов, ни шкиперов, ни таксидермистов, ни сапожников. Мне впору было написать на своей табличке: исполнение романсов и песен народов мира. (Еще я могу правдиво изображать крики одновременно четырех мартовских котов). Но я поступил мудрее, и повесил себе табличку с надписью: "Ищу любую работу". И стал ходить вдоль дороги. И никто не прогонял меня.
   Иногда возле нашего сообщества останавливался автомобиль, и тогда к нему не спеша, с достоинством подходили гастробайтеры и, наклонясь к открытому окошку, вели неторопливые и расчетливые переговоры, словно Черчили и Рузвельты какие.
   Зачастую потенциальный покупатель рабочей силы так и уезжал ни с чем. А иногда забирал с собой пару-тройку человек.
   — Бывает и неделю подходящей работы не найдешь! п объясняет мне половых дел мастер Гассан.
   Через час я уже был знаком с большинством из этих парней. Надо отметить, что в этой группе уже сложились довольно доброжелательные отношения, некоторые объединялись во временные бригады. Все друг друга хорошо знали. Я не слышал, чтобы кто-то с кем-то, ругался или кто-то кого-то бил по башке мастерком или зензубелем. Отношение ко мне тоже было доброжелательным.
   — Саша! Ты свою табличку держи в руках! Чтобы лучше было видно! Вот так! Быстрее найдешь работу, – советовал мне каменщик Вахтанг.
   Неожиданный секвестр Неожиданно в толпе отметилось какое-то паническое настроение и странные перемещения тел. Я не успел сообразить, в чем причина такого броуновского движения, как меня нежно и деликатно тронул за рукав небольшой, чуть более трех вершков, милиционер.
   — Пройдемте со мной. – посоветовал он.
   Поскольку, я не взял с собой вообще никаких документов, чтобы полностью соответствовать образу гастробайтера, я с огорчением сообразил, что моя трудовая карьера может закончиться не начавшись. Однако, немного успокаивало то, что кроме меня, милиционер пригласил с собой еще человек шесть моих коллег.
   Мы шли такой дружной живописной группой в неизвестность. Идущие вместе – так я бы обозначил нас.
   — Что с нами будет? – спросил я тревожно молодого туркмена Инома.
   — Ничего. – спокойно ответил он. – Приготовь стольник.
   И в самом деле, все закончилось на редкость благополучно: через сто метров оборотень секвестировал бюджет каждого из нас на сто рублей, и мы благополучно возвратились на свою позицию. Бывают все-таки еще добрые, понимающие милиционеры, а не то бы ночевать нам всем в обезьяннике.
   — Он всегда здесь ходит! – пояснил мне Ином. – Мы уже к нему привыкли.

Я б, в строители пошел, пусть меня научат
   Среди нашего рабочего рынка ходил один коренастый парень в кожане и время от времени вел какие-то переговоры по мобильному телефону, на своем тарабарском наречии, что, на мой взгляд, свидетельствует о его высоком положении в гастробайтерской иерархии.
   — Ты, случайно, не главный здесь? – спросил я его.
   — У нас нет главных. – Ответил он, испытующе оглядывая мою щуплую фигуру. – Что умеешь делать?
   — Все! – соврал я, не моргнув глазом.
   — На стройке работал?
   — Бетонщиком.
   — Документы есть?
   — Потерял.
   — Одежда рабочая есть? – оглядел он мое, сравнительно чистое одеяние.
   — Да я в этой работаю.
   — Поехали! – сказал он. – 1200 получишь за четыре дня!
   И мы поехали. Я даже не спросил – куда, и в какой валюте будет произведена оплата. Парня звали Закир. Приехал в Москву из Дагестана. Там, на Дагестанщине, у него остался свой дом, жена с двумя детьми.
   С нами поехал еще один его земляк, с лицом цвета хорошо прожаренного ростбифа, назвавшийся Володей. Хотя он был похож на Володю так же, как я на Мустафу. Мои спутники были угрюмы, молчаливы, как боевики, и никак не хотели вести со мной непринужденные беседы. Вот так, молча, как враги, а не компаньоны, мы заехали на рынок, где Закир купил себе свитер, а Володя строительный инструмент – уровень. После этого мы отправились на метро на южную окраину Москвы. У метро нас подобрала Волга.
   Наш работодатель, Алик, холеный азербайджанец, был словоохотлив и всю дорогу шутил и рассказывал забавные байки о гастробайтерах. Он привез нас на строительство гаража. Там нас уже ждали трое его братьев.
   Когда мои напарники, переодевшись в грязные, испачканные раствором одежды, замеряли разницу уровней основания фундамента, я даже вполне профессионально сетовал, что уж очень он неравномерно уложен. На мои замечания, правда, никто не реагировал.
   — Давай! Замешивай раствор! – скомандовал мне Закир, как полководец перед решающей битвой. Ну, я и дал. В растворе я разумел не больше, чем бушмен в лыжах. Принес два мешка цемента (чуть животик не надорвал) из колонки два ведра воды (при этом штаны облил от ширинки до манжет). Деловито насвистывая попурри из песен Шаинского, я все это перемешал со старательностью корабельного кока.
   Вселенная со времен великого потопа не слыхивала такого мутного потока неупотребимых в печати эпитетов и непарламентских выражений, производные слова от слова "х… " в которых были самым эстетичными. Парни не скрывали своего разочарования моей квалификацией. Такого вероломства от меня они не ожидали.
   — Да как вы смеете говорить со мной в таком тоне? – хотел было воскликнуть я и надавать наглецам пощечин. Но сдержался. – Ты вообще, когда-нибудь на стройке работал? – спросил Алик, немного успокоившись.
   — В юности. – признался я, смущенно теребя штаны, словно двоечник на педсовете.
   — Откуда вы его такого взяли? – спросил Алик Закира и Володю.
   Те лишь злобно сверкнули в мою сторону взглядами, исполненными нелюбви. Все дело в том, что лопату я держал в руках лишь однажды, и то для того, чтобы сфотографироваться на память. Да и в цементе разбирался не больше, чем бушмен в лыжах. А уж если быть до конца откровенным, чего в данной ситуации делать было, по крайней мере, непростительно глупо, я – последний человек, которого можно заподозрить в безрассудной любви к физическому труду. Желания работать у меня было не больше, чем лезть в петлю. Но отступать было некуда – позади Москва.
   И мы окунулись в пучину разнузданного разгула напряженного труда. Я забрасывал ямы по периметру фундамента кусками асфальта, бетона, щебнем, клинкера, липким глиноземом, бегал за водой, подносил раствор (размешивал его сам Алик, мне уже благоразумно не доверял эту тонкую, филигранную работу), подносил полуметровые блоки из шлакобетона, отдирал опалубку от застывшего бетона. Перетаскивая мешки с цементом, я вспоминал о чудовищной, нелепой свадебной традиции п переносить невесту на руках через три моста. Я представлял себя то евреем, попавшим в Египет, то барщинным, крепостным крестьянином помещика Троекурова, даже не пытаясь скрыть своей ненависти к наемному, невольничьему труду.
   — О! Святой Галактион! Покровитель неквалифицированных, наемных рабочих! Пошли мне обеденный перерыв! – молил я.
   Но напрасно я ожидал перерыва. Его в этом строительном вертепе не было предусмотрено вообще. Через пару часов я стал спотыкаться и падать, что вызывало приступы необъяснимого веселья у окружающих.
   — Где вы такого взяли?
   — Сашка! Водку будешь? – с хохотом спрашивали баре. – Веселее будет работать!
   — Сашка! Ты брюки испачкал! (такое замечание было бы уместным в ложе бенуара, нежели на стройке)
   — Быстрее раствор подноси, Сашок! Как только услышал, мастерок скребет по дну, сразу ведро забирай!
   — Не умирай, Сашок! Дострой коробку сначала!

Делу время, потехе – ночь
Усталые, но довольные возвращались мы с работы. Меня слегка шатало. Кроссовки и брюки были сплошь в бурых пятнах, словно я нарочно постоял по колено в бадье с раствором. Меня, даже не обладая фантазией, можно было запросто принять за нелюбимого сына разорившегося мусорщика.
   — А где можно переночевать? – наивно спросил я, моих молчаливых друзей. (Кстати, два парня из Казахстана, работающие сварщиками в соседнем гараже, жили прямо в недостроенном гараже, построив себе уютненькое ложе из досок)
   — У тебя и ночевать негде?
   И тогда они так же молчаливо как на работу, повели меня с собой на ночлег. Шли мы цепочкой, друг за другом, на расстоянии двух метров, как альпинисты. По пути исчез Володя. Он появился лишь через часок, злой, но живой. Как оказалось, его остановили милиционеры, и ему пришлось расстаться со ста рублями, чтобы отпустили. У милиционеров не было совести, а у этих парней – регистрации. За этот день, получается, мы дважды осчастливили своим имением стражей порядка. И порядка вроде бы стало больше, если считать порядком то, что наши кошельки слегка облегчились.
   Было уже темно, когда мы пришли на окраину железнодорожного вокзала, где в тупике стояли отслужившие свой век вагоны. В один из вагонов Закир постучал условным звуком. Нам открыл темный мужчина и не слова не говоря, спустил трап. Мы поднялись. Переночевать на этом импровизированном постоялом дворе стоило 70 рублей.
   — Тут есть и по 50. Но в плацкартном вагоне. Есть и по сто. Но это – люкс на двоих. – пояснил Закир.
   — Это и с девушкой можно прийти? – смело предположил я.
   — И с девушкой и с бабушкой! – сказал он и рассмеялся своей шутке. Я тоже хохотнул из вежливости.
   В вагоне было темно и душно. Из открытых дверей купе раздавались приглушенные голоса. Мы прошли в отведенное нам купе, где на топчане уже дрых какой-то крендель. В стоимость обслуживания входили матрасы, подушки и одеяла. Белья там не выдавали. Чай и газеты там не разносили. Зато никто не ходил по вагону и не приставал с предложениями купить товары первой необходимости: ножички с пятьюдесятью девятью лезвиями, средства от пота и стеклорезы. Запах стоял специфичный. Мужские скопления примерно везде пахнут одинаково: где-то больше водкой, где-то табаком. Здесь больше пахло трудовым потом. Возвращаясь из туалета (функционировал!!!) я заблудился и вошел в чуждое купе. Там шла тихая пирушка.
   — Садысь, дорогой! – сказал мне с грузинским акцентом сухопарый незнакомец и протянул кусок курицы и лаваш. – Отведай с нашего стола.
   Я не стал привередничать и, конечно, отведал.
   — Откуда ты? Как звать тебя?
   Я представился, в свою очередь поинтересовавшись, откуда они есть такие добрые, гостеприимные люди.
   — Из Советского Союза я! – гордо ответил угощавший меня старикан. – Слыхал про такую страну? Хорошая была страна. И старики в ней доживали старость в своих домах, со своими детьми, а не разбредались по свету в поисках заработка. Чтобы с голоду не сдохнуть? Или не так? А? Саша?
   Я легко согласился с тем, что старикам при советской власти жилось несомненно лучше.
   — Ай! Жалко водка кончилась. Ты помоложе меня: сходи в последнее купе, не обижайся, скажи Вадиму, пусть даст еще одну бутылку водки. Скажи, Иосиф просил.
   Я пошел в последнее купе. Открыл мне заспанный мужик. На мою просьбу он легко согласился, поднял свое сидение и достав бутылку водки, протянул ее мне.
   — Хотя подожди! – сказал он. Отвинтил пробку и налив себе стакан выпил грамм сто. Крякнул, покрутил головой, посмотрел с сожалением на бутылку и сказал:
   — Нет. Пожалуй не дам я бутылку.
   — Правильно! Не давай! – одобрил его выбор женский голос из под одеяла. Это явно был номер глюксх. И я ушел в свое купе. Спать. Где-то, в одном из купе раздался возмущенный женский крик, и тут же замолк. Где-то затянули было песню, но песня вскоре умерла в конвульсиях под градом возмущенных возгласов.
   Монотонное гудение бесед вскоре утонуло в храпе. Особенно храпел сосед снизу. Я бы, не колеблясь, сию минуту дал бы ему музыкальную премию "Грэммих"в номинации "за громкость" .
   Ровно в семь часов утра меня разбудил настойчивый стук в двери.
   — Вставайте! На работу! – кричал требовательный мужской голос.
   Возле сортира выстроились в долгий ряд изрядно помятые вагонным дискомфортом коллеги-батраки.
   — Ну, как спалось? Ведь лучше, чем на улице? – не то спросил меня, не то – жизнеутверждающе декларировал Володя. Бесспорно, он был прав. Я вышел на свежий воздух до ветра. Где-то в вышине пела жизнерадостная пичужка. В кустах, неподалеку от вагона, живописно и бесстыдно восседала дородная сзади барышня.
   — Сорри, мэм! Да, благословит вас Бог! – извинился я, поворачивая вспять.
   — Пошел ты на… – приветствовала меня она в ответ, не повернув головы. Умывались мы и справляли свои нужды в платном сортире на рынке. Там было много подобных нам поденных рабочих, которые мылись, брились перед мутным зеркалом, сбрызгивали себя дешевыми одеколонами, приводили себя в добропорядочный, благообразный вид, дабы не огорчать чувствительных милиционеров.

Конец агента
К концу второго дня мое физическое и эстетическое напряжение достигло предела. Ноги в цементе, слипшиеся власы, дрожь в руках. У меня стал дергаться левый глаз, и потекли сопли. Это означало, что пора было вносить некоторые изменения в свой туалет и в образ жизни. Как-то раз, в разгар трудовой истерии, состроив на лице гримасу Лаокоона, я сообщил своим парням:
   — Пойду, по… у.
   Едва выйдя за гаражи, я, ломая кусты и маленькие деревья, быстрым шагом, переходящим в аллюр, спотыкаясь, падая и восставая вновь, пустился прочь, подальше от этого вертепа доблестного труда. При такой скорости я запросто к ночи мог бы достичь Канадской границы, если бы на пути не наскочил на свой дом.
   Отмокая в горячей ванне, я с присущей мне мудростью рассуждал: а ведь эти трудяги, работающие на износ без перерывов, гораздо полезнее, чем те, которые просят милостыню, или просто на выпивку, или те, которые шастают по вагонам, продавая нам календарики, изоленту и фломастеры. Я не заметил среди этих парней бухариков и халявщиков. Они все были одержимы лишь одним благородным желанием: желанием заработать на жизнь себе и своей семье. Однако, будучи реалистом, я допускаю, что есть среди них прощелыги, чваны и проходимцы, находящиеся в розыске.
   Но, разрази меня гром, будь я президент, я бы всех их проверил на благопристойность, и для тех, кого оставил бы на свободе, построил бы большую общагу со спальней, столовой, душем и кондиционером, обеспечил бы их легитимной работой и медицинской службой, и пусть себе работают на благо своей семье и нашей Родине.

А.Мешков

–  предыдущий     содержание     следующий  –
home