"Рюкзачок"
(детективный рассказ)

    Допрос задержанных затянулся за полночь. Можно было сделать это и завтра, но Рябову не терпелось раскрутить этих крутых парней именно сегодня. По горячим следам. Не дать опомниться! Не дать прийти в себя тем, кто остался на свободе! Это был его метод! И ради этого торжества, которое охватило Рябова уже после первого протокола, можно было пожертвовать и вечерним футболом и пивком. Крюков подбросил Рябова до самого подъезда.
    - О! Не тебя ждет? - пошутил Крюков, кивая Рябову на девчонку-подростка, с рюкзачком за спиной, сидящую на лавочке, у освещенного единственной лампочкой в районе подъезда.
    - Молода еще! - ответил Рябов. - Не забудь! Завтра утром - как штык!
    - Йес - свободно по английски, без акцента ответил Крюков.
    Рябов хлопнул дверцей. Машина рванула с места и умчала в ночь. Над подъездом ветер рвал и метал российский стяг в скрипучем флагштоке, признак предстоящего массового веселья. Накрапывал мелкий противный дождь. Рябов прошел мимо лавочки. Девчонка в синих джинсах и кожаной куртке - косухе. Волосы спадают на глаза. Болтает беззаботно ногами. Жует. Проводила его любопытным взглядом
    - Дядь! Пусти переночевать! Я заплачу!
    - Сколько? - Рябов, не оборачиваясь, деловито набирает код подъезда.
    - Пятнадцать… Больше нету…
    - Круто… Ну, пошли…
    - Правда что ль? - искренне удивляется девчонка, соскакивая с лавочки.
    Рябову не жалко: пусть переночует. Панкует девчонка. Сам в ее возрасте был таким.
Он открыл двери, деликатно пропуская ночную гостью в свою квартиру. Девчонка вежливо разувается, (модные кроссовки на толстой "каше", но на босу ногу!) ставит рюкзачок в уголок прихожей и, пройдя в комнату, с уважением рассматривает книжные полки.
    - Есть будешь? - спрашивает из кухни Рябов.
    - О! Да! - с пафосом, с театральной экзальтацией отвечает она.
    - Тогда иди, жарь яичницу! - Рябов не любит кухню. Она угнетает его. Он любит комнату. - Там сама все найдешь! - говорит он, неопределенно махнув рукой.
    Пока девчонка суетится на кухне и гремит посудой, он с удовольствием стоит под душем, смывая с себя всю мерзость ушедшего дня, стараясь отогнать от себя преследующие его образы обозленных и перепуганных монстров, арестованных им сегодня среди бела дня, в самом сердце, в логове, в администрации, на глазах у изумленных посетителей…
    - Как зовут? - Рябов умытый, причесанный, в халате, появляется на кухне.
    - Женька. - Отвечает просто девочка. Скромная девочка. На проститутку не тянет. На простеньком личике - ни капли косметики.      Однако тончайший аромат дорогих духов, свидетельствует о хорошем вкусе и достатке… Она старается держаться бодро, но чувствуется, что на душе у нее кошки скребут. Взгляд ее неспокоен, суетлив, перебегает с предмета на предмет, словно подлый тать, ограбивший нищего в лесу… На руке у девочки - часы "Omega". На пятьсот долларов тянут… - профессионально отметил про себя Рябов.
    - Что же ты, Женька, дома не ночуешь? Поругалась?
    - Достали, - кивает согласно Женька, ставя на подставку сковородку с шипящей яичницей. - А вас - как?
    - Я выпью, Женька… - как бы извиняясь, предупреждает Рябов, доставая из холодильника коньяк. - Меня, Николай. Коля… Меня тоже сегодня достали…
    - Понятно…
    - Тебе сколько лет?
    - Семнадцать! - ответила она и поспешно добавила. - Восемнадцать будет в ноябре…
    - Жаль… А то я и тебе бы налил…
    - Ох… - фыркает презрительно она, - А то я никогда не пила…
    - Закон - есть закон! - строго сказал Рябов. - Думаешь, мне жалко?
Девушка насупилась. Рябов поднял рюмку в честь гостьи. За знакомство. Ели молча.
    - Я тогда закурю! - говорит она, доставая из кармана пачку "Мальборро"
    - Я завтра рано встаю… - предупредил Рябов.
    - Да мне тоже… только на ночь… Я завтра к тетке уеду… В Москву…
Рябов постелил себе на полу.
    - Ты можешь ванну принять! - сказал он радушно. - Полотенце вот… Там шампуни… Все… На диване ляжешь…
    Рябов включает ночник и ложится на пол. Он слышит, как журчит вода в ванной комнате. Ворочается. Наконец шум воды стихает. Девушка, ступая босыми ногами, проходит к дивану.
    - Выключать свет?
    - Выключай!
    Он моментально погружается в темный омут, в водоворот искрящихся мыслей и неясных реминисценций. Перед ним с синеватой дымке проплывают выскобленные бритвой мужские лица, дрожащие пальцы рук, нервные огоньки сигарет, гневные слова, превращаются в искаженные от страха и ярости фразы… Перепугались…
    - Коль…
    - Что?
    - Можно я к тебе…
    - Ты с ума сошла… Спи!
    - Мне страшно…
    Завтра в шесть надо вставать. Завтра все решится. Завтра он всех поставит на уши. Ему нужен еще один ордер! Всего один! Девчонка, еще совсем… Врет, что семнадцать… Пятнадцать? Красивая, однако… Живут без любви… На кого она похожа? На певицу какую-то… Обожженные временем души… Обезображенные огнем войны судьбы. Куда… Завтра… Все решится завтра… Нет. Не на певицу! Ладно… Спи…
    На рассвете, сквозь сон, он слышал, как быстро и тихо собралась его гостья. Пошуршала в ванной. Пожурчала в туалете. Хлопнула входная дверь…
    Она вышла из подъезда и, не оглядываясь, перешла дорогу. Осенний ветер рвал и трепал мокрую тряпицу российского стяга над подъездом, хлестал ее по щекам.
    На другой стороне улицы девушка села в поджидающий ее джип Discovery.
    - Все в порядке? - спросил ее, заводя машину, элегантно небритый мужчина, с опухшими от бессонницы глазами. Она молча кивнула. Достала сигарету. Пошарила по карманам в поисках зажигалки. Ну конечно! Оставила на кухне! Росомаха! Отъехали от дома на один квартал и остановились. Мужчина нервно смотрел на часы. Она смотрела в окно. Пустынные мрачные улицы утреннего города. Темные волокна облаков на сером небе. Одинокий утренний прохожий, в бедных ветхих одеждах, неверной походкой прошел мимо, даже не взглянув в сторону автомобиля. Взрыв раздался ровно в шесть.
    - Умница! - воскликнул весело мужчина, нажав на газ, и, достав из бокового кармана толстую пачку, перетянутую черной полоской резинки, протянул ей:
    - Здесь - ровно десять! Остальные - на книжке! Как договаривались! - он достал из бардачка сберегательную книжку. - Домой заезжать будешь?
    - Нет! Давай сразу - на вокзал! - мрачно ответила она, пряча деньги и книжку в карман куртки.

* * *

    Она купила два билета в СВ. Чтобы ехать одной. Она всегда так делала. До отхода поезда полчаса сидела в безлюдном вокзальном баре, потягивая коктейль и лениво перелистывая "Cool".
Как только диспетчер гнусным скорбным голосом объявила о посадке, поспешила в вагон. Толстая сонная проводница, недовольная работой, семьей и вообще - жизнью, смерила ее безразличным взглядом.
    - До Москвы?
    - Да… - ответила девушка. Она прошла в вагон, и, поставив рюкзак под стол, стала смотреть в окно. По перрону пробежал носильщик с тележкой. Женщина с ребенком на руках. Два пацана в одинаковых бейсболках c собакой, огромным черным красавцем - ньюфаундлендом..
    Дверь ее купе открылась, и какой-то мужчина в черном плаще вошел в вагон.
    - Здесь занято! - сказала она торопливо, даже не повернувшись.
    - Я знаю. - Ответил спокойно он. Все внутри у нее словно оборвалось. Сердце заколотилось с невероятной силой, словно раненая птица о прутья грудной клетки.
    - Ты… Живой… - во рту у нее пересохло.
    - Ты не рада? - спросил он печально. Достал из плаща сигареты. Прикурил.
    - Твоя! - он придвинул зажигалку девушке. Несколько минут сидели молча. Поезд дернулся. Дернулись за окном телеграфные столбы, здание вокзала медленно поехало назад.
    - А как ты… Как же ты… ушел? - она боялась даже взглянуть в его глаза.
Рябов тяжело вздохнул.
    - Работа у меня, Женя, такая… Я все просчитываю… Я же тебя уже два месяца ищу. Женя… Или ты не Женя?
    - Оля! - ответила девушка угрюмо, глядя на свои руки. Лак отколупался с указательного пальца.
    - Ты думаешь, не оставляешь следов? Да? Тебя видели в прошлый раз, когда ты убрала Золотарева. Бабушка с первого этажа. На фоторобот хочешь взглянуть? Глянь - похожа? - он протянул ей карточку.
    - Как свинья на ежа! - буркнула она, мельком взглянув на свое изображение. За окном унылый осенний пейзаж. Бескрайние родные просторы. Сельчане уже выгоняли коров на мокрые луга. По оконной раме медленно ползет сонная муха.
    - Не скажи… Я-то тебя сразу узнал… Чаю будешь? Я попрошу проводницу…
    Девушка отрицательно покрутила головой.
    - Сколько же я, интересно, стою? - спросил Рябов, устало проведя рукой по лицу. Не успел даже умыться…
    - Тысячу долларов…
    - Мало что-то… Это Головин?
    Девушка молчала, отвернувшись к окну. Рябов наклонился через стол, поближе к ее лицу. Сказал тихо, но твердо.
    - Ты мне не нужна… Я тебя и забирать не буду, если скажешь, кто заказал… В Москву уедешь и исчезни! Ты же видишь, я тебя даже не стал арестовывать! У меня…
    - Головин… Вернее - Соленый. - прервала она его неожиданно - Он у него работает каким-то помощником или советником. Фамилия его…
    - Гаджибов. - закончил Николай.
    - Ты меня, правда, отпустишь?
    - Я же сказал… Оля… Ты… Ты посиди пока…Я позвоню… - он, взглянув на часы, встал и, открыв двери, вышел в коридор. Девушка схватила свой рюкзак и метнулась к двери. Но дверь перед ней неожиданно растворилась сама по себе, и в проеме появилась огромная фигура другого мужчины в кожаной куртке и с безобразным ярким галстуком. Он деловито и невозмутимо сел у двери, молча уставившись в противоположную стенку…
    Она обреченно вздохнув, без сил опустилась на диван. Несколько минут молча смотрела в окно, потом, словно что-то вспомнив, полезла в рюкзачок и достала оттуда ярко-красный плейер "Sony". Соленый зачем-то на прощание сунул ей его. Она надела наушники и нажала кнопку "Play"…

* * *

    Два немолодых рыбака в промокших макинтошах с опущенными капюшонами сидели на берегу великой русской реки, несущей свои мутные воды в мировой океан. Клев был плохой. Вернее, его вообще не было… Да разве в клеве дело? Один из них, с редкой бороденкой и восточными чертами лица, разливает по второй.
    - Ну, што, Кондратич, давай повторим…
    - Да пора… Скоро уж московский пойдет… - мудро обосновывает второй, постарше, с суровым лицом, обезображенным глубоким шрамом.
    Повторили. Одинаково крякнули. Захрустели солененьким огурчиком.
    - Я на следующий год помру… - сообщил Кондратич, без тени грусти и сомнения.
    - Почему это ты так решил?
    - В аккурат, на Акулину-гречишницу…
    - Да почем ты знаешь? - возмущается бородатый.
    - Чую! - уверенно отвечает Кондратич. Кондратич все знает. Он редко ошибается. Сказал, помрет - значит - помрет!
    - Идет! - говорит бородатый, прислушиваясь. Через минуту из-за леса показывается скорый московский.
    - Ни х… себе! - восклицает Кондратич, от удивления приподнимаясь со своей скамеечки. Окно одного из купе на мгновенье озаряется ярким светом, через мгновенье слышится глухой грохот. Сноп огня вырывается из окна вместе с какими-то темными предметами…

А.Мешков

–  предыдущий     содержание     следующий  –
home