Я приехал в Голливуд...

		© А. Мешков
	ГОРОДА и ЛЮДИ

Я приехал в Голливуд, думал, что меня там ждут!

Я видел Ленина! Ленин и сейчас живее всех живых!
Захожу как-то в один магазинчик, в котором торгуют всем, начиная от патентованных средств для эвтанзии блох и кончая швейными машинками, шлангами, кружками Эсмарха и шезлонгами. (Я там переходник для розетки возжелал купить. В Америке другие розетки с плоскими дырками.) Слово за слово с продавцами. Кто – откуда, зачем, по чем? Узнав, что я из России, хозяин по имени Джордж (Гриша, значит) и говорит мне:
– Хочешь я тебе Ленина покажу?
– Давай, – говорю, наивно полагая, что покажет портрет или еще какую- нибудь неприличную гадость. А он как заорет беззлобно, в шутку, по-доброму так, в глубину своего магазина.
– Ленин! Засранец, ты эдакий! Где ты там застрял! Иди-ка сюда! Люди пришли! Выходит смуглый паренек, он не низок не высок.
– Вот, – улыбаясь во весь свой огромный рот, говорит Григорий, – этот говнюк и есть сам Ленин! Я глазам своим не поверил. Вроде на Ленина не очень смахивает. Не кудряв. Без массивного подбородка, без характерных роговых очков на массивном пористом носу. Без бородавки на щеке. Лишь только небольшие черные усики придавали весьма сомнительное сходство с вождем мирового пролетариата. Настолько сомнительное, что случись так, что появились бы тут Бонч-Бруевич с Крупской – в жизни бы не признали бы! Но Ленин мне свой паспорт показал и визитку предъявил, как милиционеру. Там было написано, что звать его, в самом деле – Ленин-Рафаэль, а по фамилии он Буэно. Сам он не местный. Из Гондураса приехал заработать немного бабок на машину, дом с мезонином, на корову, свинюшек, да на свадебку.
– А почему тебя Лениным назвали, Буэно? Родители у тебя коммунисты, что ли?
– Да нет. – криво ухмыляется Ленин. – Они нормальные люди! Простые крестьяне. Услышали где-то это звучное имя, и им понравилось. А че? – гордо приосанился он. – Нормально звучит – Ленин Рафаэль Буэно! Я у нас в Гондурасе один такой!
– Боюсь, что не только в Гондурасе.
– А у нас недавно сам Шварцнеггер половой покрытие покупал! – не удержался и похвастался Ленин, расправив гордо худые плечи.
– А ты, Ленин, случаем, сценарии не пишешь? – спросил я в шутку.
– Пишу, – скромно ответил Ленин, честно глядя мне в глаза своими искренними смуглыми глазами. Удивительная, непостижимая страна – Гондурас, подумал я в тот момент.
– О чем же они?
– О Гондурасе! – ответил он.
Потом я его еще пару раз встречал в Беверли Хиллз. Ленин стремительным домкратом проносился мимо меня на велосипеде, и всякий раз по доброму улыбался хитроватой улыбкой и приветливо махал своей ручищей.

Мы сценаристы – ребята плечисты!
В одном взрачном мотеле я повстречал одного юношу по имени Шейн Кидд, хотя, я бы предпочел повстречать девушку, пусть даже с таким же именем. Он был студентом режиссерского факультета Сиракузского Университета в Нью-Йорке. Он-то мне и рассказал, куда мне нести мой сценарий: в Working Title Films, что на Беверли хиллз. Он, лично, сам всякий раз их туда сносит, как напишет. Уже с десяток снес.
– Ну, и что – много поставили?
– Да пока еще ни одного, – посетовал Шейн.
Я, не откладывая, отправился в этот центр. Шел часа три-четыре. А там сказали по говорящему ящичку, что по субботам они сценарии не принимают. Я им объясняю, что это совсем другой случай: я из России приехал и шел к ним часа четыре (я приврал, сказал все пять!) сценарий посмотреть все же надо, чтобы меня не огорчать. А то ведь я и другим его отдать могу! Но мне назначили на понедельник. Такие упертые, ужас!
В понедельник я побрился тщательнее обычного, подстригся наголо, (на счастье – говорят – лысым чаще везет!) и отправился в этот Тайтл Филмз. Возле Родео стрит дорогу мне перебежала белая кошка. Я мысленно поаплодировал ей. После того, как я снова представился в коробочку и доложил о цели своего прихода, ко мне спустился огромный такой сценарист с табличкой на груди. Он взял у меня сценарий, полистал его рассеянно.
– Вы хотите, чтобы сценарий прочитало какое-то определенное лицо?
– Я его писал для Тарантино.
– Но Тарантино у нас не бывает.
– Тогда пусть прочитает тот, кто может его рекомендовать Тарантино.
Качок, что-то пробормотал, потом взял у меня визитку, чтобы сообщить, когда за деньгами приходить и все. Мы распрощались. Ждите ответа. Я уже почти вышел, когда этот парень неожиданно окликнул меня.
– Эй! Скажите, а это что, сценарий короткометражного фильма?
– Думаю, что часа в три-четыре можно уложиться. – сказал я уверенно.
– А что же он такой маленький? – он разочарованно перелистал странички моей тетрадки.
– Маленький? Ничего себе – маленький! Ты маленьких не видал. – удивился я. – Да ты почитай внимательно: там вначале говорится: "Остров Ну его в Тихом океане. Развалины огромного отеля" Да только один этот Ну его с его развалинами можно десять минут минут показывать!
– Аа-а-а… – понимающе протянул качок и показал мне большой палец. Мол: как это здорово и красочно я показал далекий остров Ну его.

Сценарист сценаристу глаз не выклюет!
Как-то летним вечером, когда солнце клонилось к закату, зашел я в один кабачок на Голливуд-бульваре. Заказываю себе, как обычно, двойную порцию чаю с кофе. И вдруг слышу, как девушка за стойкой бара говорит смуглому пареньку по-русски:
– Я тебе в долго больше наливать не буду, пока не вернешь 100 баксов!
Русская оказалась. Аней звать. Мы с ней разговорились чисто по-русски, по-семейному. Я ведь для них был новым русским, в хорошем понимании этого слова. Я был свежим, только что оттуда. Ведь русских туристов в этой далекой стране почти нет. Дальше было все как в Библии.
Аня познакомила меня с армянским певцом Ашотом. Ашот познакомил меня с русским музыкантом, гитаристом и композитором Лешей Мастепаном. Лешка познакомил меня с Сергеем Сарычевым. Сам Лешка в России работал в популярной группе "Алые маки" и с Владимиром Мигулей. Сейчас играет в ресторане на гитаре. Лешка живет в Америке уже десять лет, и очень истосковался по простому задушевному разговору. Мы с ним до шести часов утра зависали у других русских музыкантов. Впрочем, они тут все очень скучают по беседам на кухне. Мы беседовали о додекафонической музыке и постмодернизме, о дефолиантной базуке и об обстановке на Ближнем востоке, о сублимации и влиянии лунного затмения на состояние души.
– Прикинь, брат, – говорит с грустью Лешка, – здесь нет ни зимы, ни весны. Нет радости пробуждения. Ведь весной, вместе с природой в России и ты пробуждаешься! А здесь вдруг, в средине лета клен сбросит листья, или осина вдруг распустится!
Были мы с ним и у барабанщика группы "Альфа" и "Ария" Андрюши Баранова и у композитора Сереги Маркина. Серега Маркин снимал уанбедрум (комната с одной спальней) на двоих с американским режиссером-клипмейкером Игорем Баркоганом. Баркоган, как вы поняли – русский, но живет в Америке лет 25. Сейчас заканчивает сценарий, который собирается поставить в России. Серега тоже делает музыкальный проект для России со своим 12-летним сыном Петькой. Классный, кстати, проект, Я его послушал. Вскурнули слегка. Я рассказал парням про свой сценарий.
– Дай-ка посмотрю, – сказал Баркоган. – Если – классный, тогда кому-то отдадим из известных режиссеров.
Он ушел в свою комнату, через полчаса вышел весь красный, изнуренный чтением.
– Ну и язык, Санек, у тебя! Как у чукчи! Я тут поправки буду вносить одновременно. А то читать никто не будет. О кей?

Голливуд: правда и вымыслы.
И тогда я пошел в самое чрево Голливуда, поближе к Звездам. Нашел там самый дешевый мотель под названием "Эль Виста", с тараканами и проститутками. На двери прилеплена жвачкой кокетливая обертка от "Сникерса" с надписью: "Извиняйте! Менеджер – в комнате 16". Полагая, что номер 16 – это и есть офис мотеля, я вошел туда без стука и только потом спросил запоздало: "Можно?" Раздался истошный женский визг, постепенно перешедший в поросячий. На кровати – взметнулись два смуглых обнаженных тела. Что они там делали без штанов, я так и не понял. Я в ужасе отпрянул. Что за чертовщина? Через прикрытую двери я слышал грязную мексиканскую брань исполняемую женским меццо-сопрано. Через минуту вышел хмурый взлохмаченный, потный, изнуренный безумной, неистовой репродуктивной гонкой, мексиканский индивид, совсем не похожий на менеджера отел. Без майки, по домашнему, на ходу застегивая штаны, шатаясь, как пьяный боцман, он враскоряку повел меня смотреть номер.
– Это очень хороший номер, – пояснил он мне. – Правда, тут немного стены нет, но это ничего. Вода горячая, все равно есть.
В душевой немного отсутствовало полстены. Дыра вела в сырой мрак коммуникаций. Но, несмотря на отсутствие полстены – как правильно заметил неистовый менеджер, горячая вода все равно была. Вопреки обстоятельствам! Казалось бы – нет стены – нет воды! Но тут была какая-то загадка.
– Кто там к нам поселился? – раздался рев из соседней комнаты, и в дверь просунулась голова афроамериканца в зимней шапочке.
– Русский. – пояснил менеджер.
– Спроси его, девочки нужны?
– Нужны, конечно! – ответил за меня тот. – Правильно я говорю?
– Кому и кобыла – девочка, – ответил я неопределенно. Мексиканец крепко задумался над моими словами. В этой задумчивости он пребывал до тех пор пока я не покинул мотель.
Каждую ночь сквозь крики, песни, музыку народов мира, в открытое окно доносились надрывные звуки необузданной мелодии улиц. "Данс Макабр" в исполнении ансамбля песни и пляски полиции Лос-Анжелоса. Вой сирен не умолкал ни на минуту. В буром небе кружили геликоптеры, освещая своими мощными прожекторами улицы ночного Голливуда. На городе лежала явная печать буйного помешательства. Зато из моего окна были видны те самые знаменитые буквы HOLLYWOOD, ради которых я сюда, собственно, и прикатил.
Вечером я выходил на центральную улицу – Голливуд бульвар. Вся мостовая уложена звездами с именами знаменитых людей. Из русских имен я встретил только имя Игоря Стравинского, и мне стало тепло и приятно. А звезда с именем Майкла Джексона почему то оказалось вообще на соседней улице. А еще там есть слепки следов знаменитостей в бетонной поверхности. Я попробовал вставить свою ногу в след Джулии Робертс – моя нога оказалась намного больше! А с Харрисоном Фордом мы носим один и тот же размер.
Там почти каждый день проходили какие-нибудь съемки. Всякий раз я подходил к съемочной группе и выспрашивал, как мне найти Тарантино. Но молчала съемочная группа. Ничего не говорила.
Народ в центре Голливуда весьма общительный. Некоторые экзотичные персонажи запросто подходили ко мне и просто по-дружески просили: Дай сто долларов!
– Нету! – отвечал я.
– Спасибо! – говорили персонажи и уходили дальше, по своим делам. За вечер они могли подойти до десяти раз. А один, в яркой рубашке и мятого муслина, невоспитанный такой, похожий на половозрелого гамадрила, с дурными манерами, вдруг как крикнет мне в лицо:
– Умри! Скотина!
Я чуть было в штаны не наложил от неожиданности. Я хотел крикнуть вслед:
– Да как вы смеете! Грубиян! Селадон несчастный!
Ночью ко мне несколько раз стучалась смуглая молодешенька, похожая на Вупи Гольдберг, в вопиюще-эклектичном наряде садо-мазо. Спички спрашивала. Я ей всякий раз давал прикурить! Чтоб знала наших!
А утром по телевидению в развлекательной программе выступил Президент, потом Селин Дион, а потом какой-то мужик рассказал о жизни в Монте-Карло. И ни разу, слышите – ни разу, я не видел по телеку ни рекламы пива, ни рекламы женских прокладок. Как это меня радовало, вы не можете себе представить! Ношение прокладок по моим наблюдениям имеет очень сильные побочные явления и являются зачастую причиной тревожных симптомов, что не могут не обеспокоить мужчин: девушки в прокладках начинают беспричинно хохотать, плясать, кататься на всевозможных предметах. Это, друзья аномалия. А в Америке нет рекламы, нет симптомов!
Покинул я свой райский отель через три дня. Можно было бы еще немного пожить, но уж больно там тараканы тут жили борзые. Они лезли ко мне прямо в постель и щекотались. А однажды, один из них застрял у меня в свитере и проснулся только на улице. Можете себе представить, что я вытворял на Голливудском бульваре, когда он начал ползать у меня по спине. Один скандинавский турист, наблюдавший некоторое время мои телодвижения, похлопал одобрительно меня по плечу и сунул в руки мятую долларовую купюру.