©, copyrigh |
Странник
Исповедь мерзавца
РИТА
"О, эта ночь, судьбы подарок, благодеянье горных сил,
Чей образ он душист
и ярок я ныне в сердце воскресил!
(Ибн аль Мутазз. 863 908 гг)
Несомненно, это была Она! Я не мог ошибиться! Я вообще редко ошибаюсь.
Судя по ее взгляду, вряд ли она вспомнила меня. Но я-то, я-то все помню! О! Разве можно
такое забыть? Это была первая настоящая женщина в моей жизни! Роскошная, стройная
красавица, словно сошедшая с рекламного плаката или обложки модного журнала.
Опытная и страстная, она была первая женщина, которая сама выбрала меня за мою
неотразимую красоту, за мой недюжинный ум и интеллект, ну и, разумеется, за другие мои
особенные качества, которые известны только женщине
Тогда, насколько я помню, а помню я немного ее звали Нина! Ха-
ха!
Меня не проведешь! Я это помню точно!
Как я сам полагал, я был к тому времени уже умудренный в вопросах секса
мужик. Мы с Болтом в течении целого года частенько пользовались услугами нашей
длинноногой отличницы Любы. Но, знаете
Эти отличницы
Я сильно
разочаровался в отличницах
Нехорошие они люди. Алчные! Она всегда заламывала
такие, знаете ли, бешеные цены, что мы с Болтом сильно сомневались в искренности ее
чувств к нам и тайно ревновали ее к другим нашим сверстникам.
Конечно, накопив положенную сумму, мы вызывали ее в наш уединенный сераль
и там оттягивались на всю катушку. Но каково же было наше изумление и огорчение,
когда мы узнали, что наша Люба, наша единственная и неповторимая Любовь, позволяет с
собой так же ласково обходиться еще нескольким дрянным мальчишкам. Причем с ними
она была намного бескорыстнее, то есть отдавалась просто так, безо всякой мзды! Чем
продиктована такая самоотверженность и подвижничество с ее стороны, для нас
оставалось загадкой! Но Создатель ее наказал. Она залетела в девятом классе. Ну да не об
этом речь!
Болт не баловал меня письмами из своего далека. Он никогда не любил писать.
Да и по сути не умел. Однако накануне моего шестнадцатилетия я получил из
тюрьмы от Болта роскошное поздравление, с авторским корявым рисунком, выполненным,
несомненно, самым бездарным художником на земле. Туманными и только одним нам
понятными символами. Болт указывал мне место своего тайника, который он
великодушно мне дарил.
В тайнике, который я по рисунку отыскал в нашем бункере, я обнаружил целое
состояние: часы "Omega", три золотых кольца, восемь золотых цепочек
(три с кулонами), шестьсот долларов США и около трех тысяч русскими.
Венцом клада был, конечно, пистолет "Вальтер" с глушителем и две обоймы к
нему.
В этот же день я, нарядившись в свои лучшие одежды от Болта (новенькие
джинсы, модный свитер с чужого плеча, желтая кожаная куртка), почти что
совершеннолетний и независимый, вышел в свет. Я сел на электричку и покинул свой
детдом, чтобы отпраздновать свой день рождения в Одессе.
Я начал свой праздник с бара на Морвокзале. Я поднимал бокал за себя и своего
Звездного брата, томящегося на чужбине в неволе.
И пошел я в самый лучший ресторан "Черное море", где мы когда-то
с Болтом уже имели счастье обедать. И ел пищу там я, и пил напитки. И напился я зело.
И сел я за чей-то столик к теткам каким-то и разговаривал с ними. И выдавал
себя я за поэта. И грустные стихи об одиночестве читал я им, едва с усилием сдерживая
слезы. Я был тогда весьма сентиментален, от одиночества печален и плаксив. Особенно,
когда читал слезливые стихи в изрядном будучи подпитьи!
Моя жизнь чудная книга. Без конца и без начала.
И вообще без середины. Лишь обложка да цена!
Незаслуженная фига. Ожидание скандала.
Слов ненужных паутина да метафор пелена.
Моя жизнь холодный кофе. На двоих. В огромной кружке.
Уходящий скорый поезд, полный праздничных друзей.
Телеграммы. Обещанья. Слезы ветреной подружки.
В тишине застывшей ночи нервный стук чужих дверей.
Моя жизнь воспоминанья, искаженные годами.
И понять в них невозможно, где там правда, а где ложь?
И пустое ожидание чудес в разбитом храме,
Где сижу в покое ложном, в сизом дыме сигарет!
И внимали мне тетки, и смеялись, и плакали, и была одна из них весьма недурна,
хотя и была она старше меня намного.
Ее звали Нина. Она была иронична, горяча и прекрасна. Ее золотистые волосы
спадали волнистым водопадом на ее лицо, она элегантно и царственно отводила их время
от времени рукой своей. Она с восторгом аплодировала моим стихам и поражалась моим
блестящим успехам в стихосложении. Она неожиданно пригласила меня на танец, и я в
каком-то ослеплении и помутнении пожертвовал жалкие остатки своей гордости и
достоинства на алтарь Терпсихоры. В процессе этого первого в моей жизни танца с Дамой
я окончательно осознал свою несостоятельность как танцора, зато понял, что
танец это отличный повод для того, чтобы покрепче прижаться к партнерше
и поцеловать ее в губы!
Я горько вслух сожалел о бесцельно прожитых без танцев годах и о своем
легкомысленном пренебрежении к хореографии. Она не позволяла мне больше пить и
пыталась отвлечь от вина разговорами.
Видишь вон того человека, в очках? спрашивала она меня,
показывая глазами на какого-то чудака.
Ну! отвечал я, пытаясь своими замутненными окулярами сделать
из двух изображений одно.
Это самый богатый, самый влиятельный человек нашего города!
Запомни.
Ну и что? Надо передать ему шампанского на стол?
Не надо ему шампанского на стол. Я думаю, он не оценит нашей щедрости. Его
называют Мастер.
Но я, помнится, пожелал лично засвидетельствовать свое почтение этому
прекрасному человеку и через весь зал шаткой походкой засеменил к нему, чтобы
заключить его в свои объятия. Однако мне помешали это сделать какие-то грубые
неотесанные парни и вытолкнули в шею из ресторана, дав на последок очень точного
пинка под зад. Очень оскорбительное действие. Впервые в жизни я вот так вот на выходе
получал пинка под зад. Такого вольного обращения с собой моя восточная гордость не
могла простить даже шестеркам великого Мастера.
Я подождал, пока они, удовлетворенные моим смирением, повернутся ко мне
спиной, чтобы покинуть меня, и сделал несколько довольно удачных для пьяного в хлам
мальчика выстрелов из "Вальтера" вслед этим уродам. Один из них таки упал,
нелепо взбрыкнув ногами, разбив стеклянные двери. Второй с криком " Ма-ма!
Шухер! Бля!" стремительно рванул куда-то в сторону и скрылся в темноте.
Я был тут же подхвачен выскочившей откуда-то из темноты Ниной и был
толкаем ее заботливыми женскими руками в какой-то темный двор. Я отчаянно, хотя не
очень-то охотно и неистово, вырывался от нее, порываясь еще немного пострелять во
влиятельных людей, не предполагая тогда, что через какой-то час эти самые сильные,
заботливые руки будут ласкать меня, обнимать
Она буквально запихнула меня в свою машину, которая рванула с места, как
стартующий сверхзвуковой истребитель так , что у меня чуть было не оторвалась голова.
А потом
Потом была упоительная, волшебная ночь в каком-то огромном
замке
Омовение в джакузи. Тихая музыка. Полумрак. Стены расписаны в стиле
"Композиции" Питера Мондриана. Репродукция картины Анри Матисса
"Совокупление вампиров" на стене. Шелковое белое покрывало на громадной
кровати, рассчитанной, как минимум, на пятерых! Нина, в тончайшем прозрачном светлом
пеньюаре, сквозь который просвечивались замечательные сосцы, заботливо смазала мазью
мои незначительные ссадины. А я в это время осторожно, чтобы не спугнуть, нежно
поглаживал ее плечи, постепенно переходя на груди
Боже! Какой ты дурачок! приговаривала с нежностью она,
вздыхая. Какой редкий дурачок!
Много позже все произошедшее покажется мне пьяным бредом. Я смутно
помнил, как потом стонала и трепетала она в моих объятиях, я помнил неземные
сказочные ласки, незнакомые волшебные запахи и внезапный провал в какую-то темноту.
И все.
И вот тогда-то мне и явился ужасный карлик! То ли во сне, то ли наяву, он
появился перед моим взглядом, когда я босой, наощупь, в темноте искал сортир, чтобы
справить малую нужду. Он сидел возле двери, вперив в меня свой пристальный
немигающий взгляд, освещенный таинственным синим сиянием, черный, маленький
уродец. Я испугался, шарахнулся в сторону и как-то не очень отважно и быстро поспешил
в другую комнату. Оказавшись на кухне, я, с грохотом опрокинув какую-то утварь,
торопливо, опасаясь быть застигнутым врасплох, справил нужду в раковину
посудомоечного автомата. Возвратившись в кроватку, я увидел в ней необыкновенной
красоты спящую женщину, обрадовавшись столь неожиданному подарку судьбы, тут же
мгновенно забыв о страшном видении, обрушил новый похмельный бурный поток
неистощимой энергии, неистовую мальчишескую страсть на свою полусонную красавицу.
И снова сладкое забытье
Ранним утром я увидел ее перед собой уже бодрую, свежую, одетую в строгий
черный костюм, словно она никогда не лежала рядом со мной, не металась в моих
объятиях, словно простипома в сетях (да простит меня простипома за столь вольное
сравнение!). Она в каком-то отчаянии требовательно теребила меня за плечо! Лицо ее было
в слезах. Ее тревога и страх передались мне. Я стал припоминать какие-то детали. Кое-
что
В основном это были детали эротического характера. Но среди них были и
другие
Дергающийся пистолет в моей руке. Запах пороховой гари. Звон разбитого
стекла и страшный звериный рык раненого взрослого человеческого самца. Зверское
абиссинское лицо маленького уродца в синем сиянии
Игорь! Вставайте! Проснитесь же! Вам пора! Сейчас сюда придут!
Я нисколько не удивился тому, что я Игорь, постанывая и
покряхтывая от головной боли и, на первый взгляд, необоснованной и непонятной
тревоги, пытался вставить ногу в брючину, совершенно разбитый и потерянный для
общества. И любви.
Возле двери она протянула мне мой "Вальтер" и, поцеловав меня как-
то по-особенному, нежно-нежно, в щеку, печальным голосом сказала:
Советую тебе это выбросить немедленно! Хун Мгвньонах! Уезжай куда-
нибудь
Подальше! И забудь сюда дорогу, если хочешь жить! Ты вчера
"Шамана" убил!
И клянусь своими удами: ее глаза были полны слез и Любви! Да, да! Самой
настоящей Любви! Она любила меня! И никто не может меня в этом разубедить!
Конечно, такое нелюбезное прощание могло несколько озадачить меня и
поставить под сомнение реальность происходящего ночью. В конце концов, черт с ним, с
Шаманом! Не будет больше шаманить со мной! Другое дело, что я с присущим юношам
преувеличением сексуальных впечатлений, чуть было не усомнился в своих мужских
достоинствах. Но ведь она стонала! Но ведь слезы стояли в ее прекрасных глазах! А может,
это приснилось, почудилось больному мальчишескому пьяному воображению! Да и была
ли девочка?
Да! Чуть не забыл! А знаете, почему Хун Мгвньонах? Не поняли?
Так вот, те стихи, что я читал ей в ресторане, написаны, видите ли, им, великим Хуном, а
не мной! Такая вот неувязочка! Ну какова стерва?
Но самое интересное и странное было потом! Конечно же я затаился на целых
полгода в детском доме. Я стал тих и нелюдим, хотя и до этого не отличался особой
общительностью. Я засел за учебу, особенно за английский и французский, чтобы как-то
скоротать оставшееся до выпускных экзаменов время. Но забыть эту сказочную ночь и
женщину, полюбившую меня, я был не в состоянии.
С каждым днем воспоминания той ночи все отчетливее и отчетливее всплывали в
моем ослепленном сознании. Я просыпался от мучительных видений и собственных
вожделенных стонов. Я не находил себе места, погрязнув в постыдных сетях мастурбации.
Я чувствовал в себе такое страшное влечение к этой женщине, что стал
побаиваться за свой рассудок. Я стал заговариваться. Перестал принимать пищу. Я угасал,
словно свечка. Я почувствовал приближение безумия и страшно перепугался! Надо было
что-то делать!
Терпение мое иссякло. И однажды, проснувшись ранним утром, я понял, что
настало время действовать! Насколько возможно изменив свою внешность (подстригся,
оделся в дурацкое серое детдомовское казенное пальто, нацепив чьи-то очки), я отправился
в Одессу.
Вы знаете, я без труда отыскал этот двухэтажный особняк на десятой станции
Большого Фонтана. У меня хорошая зрительная память. На дома. Таких шикарных домов
не так уж и много. Но однако двери мне открыл усатый громила-секьюрити в
камуфляжной форме, с кобурой на поясе и в довольно грубой форме ответил мне, что
никакой Нины в этом доме никогда не было и не будет! Вот такой вот фокус! А дом-то был
ТОТ!
А.Мешков