МЫ, В СУЩНОСТИ - ДЕТИ!

    Нет. Назвать нас ангелами, у меня как-то не поворачивается язык и не поднимается рука. Все мы были в каком-то смысле - порочными. Вопрос - в каком- таком смысле мы были порочными? Я за свою жизнь видел столько порока, что начал сомневаться в правомерности существования такого понятия, или по крайней мере в необходимости его реформации! В какой -то мере к званию ангела приближался спокойный и рассудительный семьянин - Гер. Но не сильно… Не больше нашего.
    Как-то раз, много лет тому назад, на работу мне позвонил Сели ( я тогда работал в прокуратуре!) и слегка заплетающимся языком попросил меня немедленно явиться к нему домой, а не то хуже будет. Это означало, что если я замешкаюсь, то потеряю его как собеседника.
Перспектива сидеть с пьяным Сели меня не очень устраивала, поэтому я взял с собой бутылку водки и Настеньку, мою юную воспитанницу и наложницу. Она проходила у меня по одному делу, как подозреваемая. Я вовсе не рассчитывал найти в ней альтернативную собеседницу, достойную замену Сели, но как наложница она меня вполне устраивала. Она совсем не пила.
    Сели я застал еще в состоянии не только беседовать и даже острить. К моему удивлению он был не один. На кухне сидела дама лет тридцати в золоте и в цивильном платье, с умным выражением лица деловой женщины. "Директор магазина!" - определил я и почти попал в точку. Марина оказалась директором какой-то коммерческой фирмы. Приехала из провинции в наш город, естественно, за кредитом.
    Мы куртуазно сидели в зале, потягивая Martini, слушая музыку Эрика Сати к балету "Парад" в исполнении Лондонского филармонического оркестра. ( Сели был в восторге от Сати. Я не разделял его восторгов, хотя и отвращения музыка композиторов Аркейской школы у меня не вызывала.) Сели был оживлен и пока еще элегантен. Он даже негромко подпевал . Негромко так, чтобы не перекричать проигрыватель.
    Причину моего срочного вызова он не в состоянии был скрыть. Я должен был оценить новую подружку Сели и умереть от зависти. Было у нас такое негласное социалистическое соревнование. Оно проходило почти на подсознательном уровне, но каждый из нас всегда норовил показаться с новой пассией. Нельзя сказать, чтобы я сражен наповал. Я ведь пришел тоже не один. И у меня тоже ничего. Моложе по крайней мере в два раза, хоть и не директор товарищества с ограниченной ответственностью, зато отличница, умница и послушница. ( Правда, ей грозил срок, от восьми до пятнадцати, по статье 93. Пункт 1. Хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Но она тогда еще рассчитывала на мою беспринципность. )
    Сели явно не рассчитал своих сил и через полчаса уже с трудом ворочал языком. Марина с грустью смотрела на меня, сдержанного и трезвого. Когда Настенька вышла пожурчать, а Сели уткнулся лицом в стол, она положила мне руку на плечо и дружески сказала: "Давай уедем к тебе?" Я заметил ей, что я вроде как бы не один. На что она резонно возразила, что девочка не сможет дать мне того, что даст она. "И потом, я уеду, а она - останется!" Против таких аргументов я ничего не мог возразить, хотя я порой страшно упрямым спорщиком. Мы договорились встретиться через полчаса на остановке и сопроводив Сели на ложе, разошлись с миром.
    Когда мы мчались на такси ко мне домой, Марина загадочно шептала мне на ухо: "Ты будешь в восторге!" Я ничуть в этом не сомневался. Надо сказать, что меня, человека эмоционального, приводят в восторг и бабочки и пчелки, солнце и море, женщины, грибы, омары, музыка, вино, кино, даже простая яичница! То есть, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы привести меня в восторг. Меня приводили в восторг такие женщины, которые казалось бы уже никого в восторг привести не могли. Такой вот у меня характер. Восторженный. Я уже в машине пришел в восторг, когда залез ей под трусики и мой директор фирмы сбросив маску бизнес-леди вытащила на свет моего младшего брата и склонилась над ним обдавая его жарким дыханием. К сожалению мы слишком быстро доехали. Стремглав взбежали на третий этаж. Когда я, чертыхаясь, пытался вставить ключ в замочную скважину (как это символично мне тогда показалось) ее рука сжимала до боли моего братишку. Едва только двери впустили нас внутрь, как мы, словно сорвавшиеся с цепи дикие вепри набросились друг на друга рыча и слюнявя друг друга, нисколько не заботясь об эстетичности зрелища соития, забыв о правилах приличия. Я спустил с нее колготки и прижав к стене вошел в нее. Она выругалась матом. Может быть у них в коммерческой фирме это и принято, но мне это несколько резануло слух. Ближе к концу она стала периодически выкрикивать в пространство замечательное матерное слово, словно ругаясь на кого-то. Кого она имела при этом в виду - было непонятно. Кто из нас более отвечал смыслу этого слова? Со стоном мы сползли на пол и лежали минут десять не шелохнувшись. Восторг мой постепенно проходил.
    Через некоторое время она уже деловито расхаживала по квартире в моем синем шлафроке, отдавая негромкие команды по хозяйству:"Штопор! Подай тарелку! Рюмку!" Вечер обещал получиться весьма насыщенным.
    Я сидел на диване и смотрел на эту бизнес-леди и думал, что, пожалуй, к такой бы на улице не подошел бы, по той причине, что у нее слишком строгий вид, начальственный, учительский. Она могла бы быть завучем в школе для трудновоспитуемых неполноценных сирот. Неожиданно, во мне вдруг пробудилась месть к строгим педантичным учителям, и я, поймав ее в момент, когда она проходила мимо, задрал халат и наклонил ее, уперев в диван. У нее были стройные ноги и круглая пропорциональная попка, которая через мгновение уже ходила ходуном перед моими глазами. Завуч стала тихонько постанывать… Я ощутил себя школьником-хулиганом, вымещающим накопившуюся злобу на систему образования…
    - Славка! Ты? - раздался вдруг взволнованный, до боли знакомый голос.
    Что это значит? Как я, опытный опер, лучший следователь прокуратуры, мог забыть закрыть двери в порыве страсти! В дверях стоял мой целомудренный друг - Гер.
    - Дверь у тебя открыта.. Здравствуйте… Я вот… - Гер явно торжествовал, застав меня впавшим в порок прелюбодеяния, причем во время поста!
    - Здравствуйте, - ответила Марина и, ничуть не смутившись, прошла мимо него, вульгарно вихляя бедрами, в ванную. Гер одобрительно показал мне большой палец и вопросительно поднял брови. Несколько минут мы обменивались информацией при помощи мимики и жестов, корчания рож. Таким образом, я ему все рассказал. Гер меня одобрил и спросил жестами, а не мог бы он просто так, по товарищески, - посидеть с нами и выпить? Не покажется ли он в этом случае слишком навязчивым? Я ответил ему молча, что в принципе обязательную программу для себя я уже выполнил, так что его присутствие не будет нам помехой. А уж если я чего-нибудь захочу еще и еще, то неписанные правила, заведенные в моем доме, позволяют мне сделать это и в его присутствии, если он, разумеется, не против. "А если?.." - спрашивал взглядом Гер. " А это уж - как получится!" - ответил я носом. Павел заметно повеселел и оживился.
    Когда во время трапезы я кратко в лапидарной форме изложил Марине свои прогрессивные взгляды на прелести группового секса, обратив внимание на ее завидное преимущество в этой ситуации перед другими женщинами мира. Ведь она вызывает желание сразу у двух симпатичных следователей прокуратуры одновременно. Я не настаивал, но в легкой и ненавязчивой форме предлагал ей принять наше чистосердечное предложение рук, сердец и прочего. "Ну что ж!" - сказала просто Марина, - "Давайте попробуем!" - словно речь шла об открытии нового филиала.
    Право начать сеанс я предоставил по закону гостеприимства своему другу, Геру. Тот как-то слишком поспешно и взволнованно разделся и лег вместе с Мариной на мой сиротский диванчик. Я сел в кресле и стал наблюдать, потягивая вино из бокала. По всему видно было, что Марину это ситуация весьма забавляла. Она принимала ласки Гера со снисходительной усмешкой. Гер это ощущал, и никак не мог настроиться. Марина не проявляла былой активности и пыла, но и не препятствовала ему в его стремлении возбудить себя. Павел хотел было войти в нее и в неготовом состоянии, но это выходило у него весьма неловко. К тому же моя роль наблюдателя ему тоже видимо не очень нравилась. Он изредка оглядывался на меня и виновато улыбался. Вот тебе и групповой секс! "Ну-ка, дай - ка я!" - сказал я, как наставник своему ученику-слесарю. Глядя на их любовные игры я порядком возбудился и это придало мне уверенности. К тому же сразу же после того как я взошел на ложе, Марина впилась в меня словно очумелая, и мы, явно позируя, и играя, продемонстрировали Геру замечательный акт животного совокупления, который впору было снимать хорошему режиссеру, Феллини, Пазоллини, или даже хоть тому же - Питеру Гринуэю.. Гер лежал рядом и активно морочил безжизненные уды свои, целовал Марину, тискал ее за маленькие упругие груди, лез к нам в пах, теребил мои и ее гениталии, но это никому не помогало. Впрочем , и не мешало особо… Разгоряченные и взопревшие мы уселись на диване. Марина рассмеялась, не скрывая издевки. "Мда-а-а!.. - потянул Гер, - "Ну, ладно! Не беда! Зато мы все вместе!".
    "И это главное!" - подтвердил я, тайно, словно Миллер какой, гордясь собой. Хотя такие ужасы как с Гером со мной тоже происходили достаточно регулярно, по причине моего бытового пьянства. Мы сидели на диване, попивали принесенное Гером винцо и несли всякую чепуху. Нам было весело весьма. Через некоторое время Марина снова стала приставать ко мне и видимо выражая презрение Геру, нисколько не стесняясь, стала целовать мои уды. При этом мы с Гером не переставали вести оживленную беседу. Гер смотрел свирепо на свой поникший член и грозил ему пальцем. Я показывал своему одобрительно большой палец. Так у нас началось снова… Гер целовал и ласкал Марину, я же был как бы его членом, одним на двоих, вернее на троих. Спать Гер лег на полу, рядом с нашим диваном, на случай, если его уды вдруг дадут о себе знать. Всю ночь скрипели пружины, ворочался рядом в темноте пространства Гер, несколько раз пытался залезть на Марину, но возвращался на пол ни с чем. Его словно заколдовали. Закодировали от прелюбодеяния. Я, кстати, ему об этом потом сказал. Меня буд-то бы тоже заколдовали. Только - наоборот, в другую сторону. Я в ту ночь впервые в жизни перешагнул десятикратный рубеж. Утром я записал в ежедневнике фламастером "Марина - 12!!!". А когда она уехала, то, перелистывая страницы я обнаружил цифру 12 перечеркнутой, зато сверху ее рукой было выведено: "Таня - 13".
    Такие вот мы были озорники!
    А Нина! Что за прелесть эта Нина!
    Нина была безумно влюблена в Сели. Сели в то время был влюблен в кого-то другого, я уже не помню, я же - я точно помню - был влюблен в Нину. Такой вот был многогранник любовный. Я никак не мог склонить Нину хотя бы к духовной, я уже не говорю об интимной близости. Хотя встречались мы с ней достаточно часто. Гер убеждал меня в том, что я не должен отступать ни на минуту, но продолжать свои попытки изо дня в день. "Ни дня без попытки! Женщины, - говаривал он, - существа амбивалентные! Сегодня не хочет, завтра не хочет, а вот послезавтра обязательно захочет!".
    Он как в воду с оптимизмом смотрел, этот мудрый Гер.
    Однажды то самое долгожданное послезавтра внезапно наступило, и моя непокорная и неприступная Нина так сильно захотела, что я просто не знал где срочно, пока она не расхотела, овладеть ею в извращенной и в традиционной форме. Ко мне ее везти было далеко, по дороге она могла расхотеть. Дорога была каждая минута, каждая секунда, каждое мгновение. Да и жена моя могла нас неправильно понять!
Я тогда купил пару бутылок вина для пущего разжигания страсти и помчался к моему другу -оптимисту Геру, ( у него семья была в отъезде) разжигая страсть по дороге, на ходу. К счастью оптимист Гер был дома. Он понимающе кивнул мне и удалился в другую комнату, предоставив мне спальню и кровать, где мы и предались пороку. Истощенная душа и тело молодой женщины и в бесплодной борьбе за обладание женатым объектом желаний требовали немедленной сатисфакции. Чем я и занялся с присущим мне неистовым пылом. Я призвал на помощь всю свою богатую фантазию. Нина обладала не менее богатой фантазией и наши действия очень сильно напоминали тренировку цирковых воздушных акробатов-эквилибристов. Мы с легкостью выполняли парные пластические этюды, строили пирамиды и замки на песке насколько хватало сил. В своем стремлении поразить ее я превзошел себя и того парня. В конце концов она обессиленная заснула крепким богатырским сном Брюнхальды.
    Полюбовавшись на свою работу, я потихоньку вышел на кухню к своему другу. Строго повелев ему охранять ее сон и спокойствие, я попрощался и отправился обессиленный и изможденный домой к своей жене.
    Жена встретила меня приветливо, однако видимо мое лицо с глумливой блуждающей ухмылкой настолько сильно излучало порок и сладострастие, что уже через пару минут она заподозрела меня в полной измене и стала оскорблять меня действиями, а именно - толстой книгой "Познай самого себя" Альвареса де Толедо по башке и унижать оскорбительными подозрениями.
Пооправдавшись, насколько позволяло мне мое терпение и совесть, я с негодованием покинул свой дом, свою крепость. В чем-то она была конечно права. Отчасти. Ведь душой я был всецело с нею, в ее уютном гнездышке.
    Через пару дней я почувствовал в паху знакомый до боли легкий зуд. Внимательно и глубоко изучив свой пах я пришел к логическому выводу, что ангел-хранитель моей жены и на этот раз, как всегда, спас ее от бесчестия и мандавошек. Мандавошки всегда несут с собой несчастия и бесчестие. Есть такая народная примета. Мандавошки - к беде!
    Я немедленно позвонил Геру, своему другу-оптимисту и сказал ему так: " Дорогой Гер! Если вдруг воля провидения пошлет тебе в подарок близость с известной нам дамой, ты пожалуйста воздержись от этого подарка! Не испытывай судьбу!".
    После некоторой паузы, которой я вначале не придал никакого значения, он спросил с тревогой в голосе: "А в чем, собственно, дело?".
    "А дело, мой друг, в том, что дама эта, как бы это сказать… Ну, не совсем здорова…".
    На другом конце телефона на этот раз воцарилось долгое молчание. Видимо мой друг-оптимист со свойственным ему оптимизмом собирался с мыслями.
    - Знаешь, - сказал он после долгого сопения в трубку, - я боюсь, что твое благородное предупреждение несколько запоздало!".
Я чуть было трубку не выронил из цепких рук своих. Теперь настала моя очередь собираться с мыслями.
    - Это безнравственно и подло! Это… Вульгарно! В конце концов! - только и выговорил я. Но потом пришел в себя и предложил ему внимательно изучить свой пах на предмет обнаружения в нем мелких насекомых-грызунов. Гер в то время уже имел свой собственный кабинет. Он закрыл его на ключ и сидя у окна долго изучал свой пах. "Вот какими исследованиями, кроме марксизма, занимаются работники прокуратуры!" - злорадствовал я.
    Гер успел-таки поделиться своими насекомыми с женой своей. Вот к чему приводит грубое нарушение заповеди: "Не возлюби жены ближнего своего!". Но самое любопытное в этой истории, то, что этой горькой участи не избежал и целомудренный Сели. Когда я позвонил ему , чтобы предостеречь от внебрачных половых связей, он с грустью ответил мне, что лучше бы я позвонил ему вчера!
Такие вот у нас были иногда приключения. Ох и проказники мы были!!!
    А Оля! Господи! Разве можно забыть Олю? Маленькую, мстительную, горячую мулатку - Олю!
    Оля была чудной маленькой, глазастой девчушкой. Все в ней было прекрасно. И душа и тело и упругая грудь, и круглая попка. Но появилась она в моей праведной жизни не вовремя , как бы не очень кстати. Я был в это время страстно влюблен в другую девушку. Такое часто бывает. Ты любишь одну, а тебя любит другая ( или - другой!) Но поскольку пропускать мимо себя прехорошеньких девушек у нас считалось дурным тоном , я пригрел ее у своего сердца.
    Оля оказалась простой, покладистой и темпераментной девушкой.
    Я метался между любимой девушкой , женой, однако и с Олей отношений не прерывал, поскольку был хозяйственным и рачительным мужиком. Я всегда считал, что лишняя девушка не помеха, даже если очень любишь другую или других. Другая ведь может в любой момент исчезнуть, уйти из жизни, полюбить другого, третьего, четвертого. И вот тогда и настанет время той, запасной. Настоящий хозяин, рачительный и бережливый никогда не останется без девушки, считал я. В этом смысле мною руководила некая генетическая программа, переданная мне кем-то из кулацких предков. Но поскольку я любил свою основную девушку, моя жена и Оля оставались как бы не у дел. Я не мог уделять им достаточно времени, денег и внимания. Любовь требует полной отдачи. С основной девушкой необходимо куда-то ходить, поскольку она - основная, куда-то ее водить, развлекать. С женой тоже надо время от времени разговаривать, ругаться… А материальное положение гарантировало меня от возможности содержать кроме семьи еще двух любимых сразу. Жену никуда не денешь, таков закон. А вот Олю необходимо было срочно законсервировать, чтобы не ушла к другим, то есть держать ее пока в своем кругу, с тем чтобы однажды перевести ее в разряд основных. Такую возможность я предусматривал. И тогда я решил ее пока на время отдать в пользование лучшему другу, чтобы попусту не постаивала. Я напрямую спросил Гера "А что, как тебе нравится моя Оля?". Гер сказал: "О! О!". При склонности к лаконичному изложению мыслей, такая болтливость свидетельствовала о высокой оценке. "Хочешь я тебе ее на время отдам? У меня пока есть. Потом вернешь!".
    Гер благодарно кивнул в знак согласия головой, всплеснул руками, ногами, всем телом всплеснул Саша, как гутаперчевая кукла. Это означало, что он всеми руками и ногами - за!
    Но как это сделать? Я разработал хитроумный план, определил стратегию и тактику наших действий. И вот однажды пришел к нему в гости с Олей и, посидев некоторое время, вдруг якобы заторопился на работу. Сказал, что вскоре, через часов пять-шесть вернусь как ни в чем не бывало.
    Следует отметить, что мною руководило чувство долга и товарищества: поделись с другом последним, может и друг когда-нибудь поделится с тобой.
    В какое-то время я прочитал в глазах Оли тревогу, но мне показалось, что мне это показалось. Во всяком случае я в этом себя очень быстро убедил. Я вообще себя могу очень быстро убедить в чем угодно. А вот другим до этого необходимо время. Наказав Геру действовать стремительно и прямолинейно, настойчиво и в то же время деликатно, я спокойно отправился к своей любимой, мучаясь однако при этом совестью. Признаться, мне было не совсем приятно. Я даже чувствовал себя в некоторой степени - говном! Но ведь говно не бывает в некоторой степени! Он бывает лишь только говном! Однако - мосты были сожжены, трапы убраны, люки задраены, ключ утерян. Я дал слово кавалера, джентльмена. А слово джентльмена - закон для подчиненных.
Наутро Гер позвонил мне и сообщил сладким голосом, что операция прошла успешно и безболезненно. Он горячо поблагодарил меня за подарок и поклялся в верности до гроба. Я было совсем успокоился, но однако вечером ко мне в кабинет пришла грустная Оля и спросила меня, глядя прямо в глаза:
    - Ты меня продал?
    - Ну почему, малышка? Гер - отличный парень… Он мой лучший друг!
    - Интересно, а кто же следующий? Сели?.
    Я жутко смутился оттого, что она была в общем-то права в своем предположении. Глазки у меня забегали, как у вора. Что-то невнятно залепетал, но тут же нашелся и строго спросил:
    - Так что же получается? Тебя даже на минуту нельзя оставить с моими друзьями? Что у вас было? Как тебе не стыдно?
    Говно так и перло из меня. И остановить этот поток я уже был не в силах!
    Оля печально посмотрела мне в глаза и ничего не сказав, повернулась и ушла. Напоследок она оглянулась. В глазах ее были слезы. Мне стало не по себе. Не по тебе. Нехорошо стало мне. Я хотел даже догнать, остановить ее, приласкать, успокоить, овладеть ею… А может мне просто показалось? Но вот почему так, встречаешь хорошую девчонку, а приходится быть с ней сволочью, думал я с тоской? А почему -приходится? Может быть - это и есть твоя истинная сущность?
    Однако жизнь продолжась. Надо было идти вперед, к новым свершениям. И я пошел, пошел, пошел. С моей любимой мы вскоре расстались, поскольку у нас возникли неразрешимые противоречия по поводу ее социального статуса. В свои 20 лет она считала себя старой девой, поскольку все ее подруги были уже замужем, а некоторые уже разведены. А дурной пример - заразителен. Совсем спятила моя любимая старуха. Не хочу, говорит быть тебе подстилкою порочную, а хочу быть хозяйкою домовою, детей рожать, да дом в порядке содержать. В мои планы не входило создание еще одной семьи и связанное с этим размножение. Да и другого дома, который она собиралась содержать в порядке у меня не было как такового.
    Вот такое, на первый взгляд незначительное противоречие и привело нас к полному и окончательному разрыву.
    А через неделю я снова влюбился по уши и художницу-модельера элитного ателье и забыл об этом незначительном эпизоде, хотя Гер несколько раз вежливо предлагал мне назад мою Олю..
    Казалось, ничего не предвещало беды, но огромные тучи нависли надо мной откуда и не ждал.
    Однажды в конце рабочего дня, прямо во время допроса, ко мне в кабинет неожиданно влетела моя Ольга возбужденная, озаренная, сияющая и загадочная. Она кинулась ко мне в объятия, которые я тут же распростер. "Я хочу тебя, - прошептала она, - прямо здесь! Сейчас! Я не могу больше без тебя!". Это приятно задело мое самолюбие, и я сказал ребятам из конвоя, чтобы увели подозреваемого и освободили кабинет минут на пятнадцать - двадцать.
    Мужики недовольно ворча проклятия и грязные ругательства, увели подозреваемого в камеру, а я, прикрыв дверь на швабру, стал торопливо раздеваться. Ольга разделась гораздо быстрее меня, словно новобранец, за 45 секунд, сбросив одежды свои прямо на грязный пол. Я овладел ею торопливо, по-воровски, без подготовки, украдкой поглядывая на часы. Уложился в 7 минут 28 секунд, улучшив рекорд для закрытых помещений на 1 минуту 16 секунд. Весьма довольный собой и Ольгой я поспешно распрощался с ней, бегло чмокнув ее в щеку, стремглав, словно черт из табакерки, взъерошенный, пошел в шефу на доклад.
    Через пару дней мне стало не по себе, ни по себе, ни по кому-либо еще. Страшная догадка озарила меня. Я проконсультировался с Сели, ветераном половой жизни, большим специалистом в области венерических заболеваний, что это такое, когда справляешь малую нужду и щиплет.
    Сели, безо всяких анализов, без обязательного в таких случаях внешнего беглого осмотра, уверенно и торжественно поставил диагноз :
    - Триппер!
    Я, пораженный не столько страшным диагнозом, сколько скоростью его постановки, тогда подумал, что в нем умер величайший венеролог наших дней.
    Сели публично поздравил меня и сказал, что теперь я, - настоящий мужчина. Мужики из нашего отдела рукоплескали и качали меня. А потом все вместе повели нас с Гером дружною толпой, смеясь и радуясь словно дети, к специалисту.

Такие вот мы были безрассудные, бестолковые, сумасбродные, словно дети! А в сущности - святые были люди!

< дальше >     < на ZOPA оглавление>

А.Мешков