Дед Мороз

   На краю деревни, в низкой бревенчатой курной избенке, собралась немногочисленная деревенская ребятня. Сухонький тщедушный учитель в сером невыразительном фризовом балахоне, Цалупин Конрад Карлович, народоволец из ссыльных, определенный в эту глухомань земским судом под надзор жандарма еще в прошлом годе, в волнении потирая руки, пораженные экземной язвой, расхаживал между грубо сколоченных дубовых столов и, стараясь перекричать расшумевшихся по случаю праздника оголтелых мальцов, говорил громко своим простуженным и пропитым голосом:
   – Дети! Сейчас к нам придет Дедушка Мороз! Да не простой! А великий Дедушка Мороз! Давайте-кося все вместе покличем Дедушку Мороза!
   Мальчишки весело и заливисто смеялись, особенно когда Конрад Карлович поворачивался к ним спиной. Тогда всем становился отчетливо виден большой, расплывшийся по штанам учителя зловонный коровий котях, любовно подложенный загодя по случаю праздника ему на учительский стул озорником и забавником Митькой.
   – Дедушка Мороз! Дедушка Мороз! – послушно возопили отрочата не стройным хором, руководимые взмахом пораженных экземой рук учителя Цалупина.
   Дверь хаты наконец-то скрипнула, и вместе с парами морозного воздуха в нее ввалился громадный старикан в длиннополом овчинном полушубке, украшенном фольгой от конфет, кусочками разноцветного бутылошного стекла, гипюровыми лентами, разноцветными бумажками.
   Массивный носяра и вислые щеки Деда Мороза были обильно вымазаны свеклой и оттого имели окраску бурую, неестественную. Седая борода была клочна и неестественно безобразна. Но глаза Деда Мороза горели неподдельной любовью и оптимизмом.
   – С Новым годом, ребятишки! С Новым годом, милые! Заждались, стало быть, Дедушку Мороза! – рявкнул Дед Мороз. Вмиг притихшие мальцы испуганно во все глаза смотрели на Дедушку Мороза.
   – А я Дедушка Мороз! Я подарки вам принес! Ну-ка, детки, налетай! Да подарки разбирай! – заорал Дедушка Мороз громче прежнего, радуясь неожиданной рифме, нелепо взмахивая руками в ямщицких лохматых рукавицах.
   Ребятня сначала несмело, осторожно стала пробираться к большому холщовому мешку, который Дед Мороз сбросил с плеча на деревянный, заплеванный пол.
   Из мешка на пол посыпались: жестяные яркие бонбоньерки с леденцами, книжки для детского чтения, карандаши и кожаные бювары с тиснением, тяжелая сердоликовая печатка и две бутылки с оршадом, пособие по ректальной медитации Махерхрувишну, штука пунсового лионского бархату, порыжелый пикеневый жилет, фероньерка и пестрый индийский фуляр, ношеная поярковая шапка с пером павлина на тулье, старинный посеребренный шандал с облупившейся краской, кисейный шарф, крокетный молоток и клюшка для гольфа, потрепанный требник, полинявшая камилавка, толстая початая, коричневая, обкусанная регалия, широкие, местами траченные молью трусы в белых пятнах неизвестного происхождения, пошитые неумелыми руками из грубого виссона…
   И тут случилось чудо: ребятишки в одночасье преобразились. Куда-то исчезла их былая застенчивость, их деревенская неловкость, умиротворенность и смиренность. Глазки их загорелись живым и лихорадочным огнем, маленькие грязные ручки затряслись мелкой дрожью. С каким-то недетским надсадным ревом метнулись они гурьбой к мешку, оттолкнули, сшибли с ног и тщедушного учителя, бывшего народовольца, и здоровяка сизоносого Деда Мороза. В мгновение ока опустошили они мешок. Тут же на грязном заплеванном полу завязалась импровизированная отчаянная и жестокая борьба, постепенно переросшая в безобразную драку. В куче детских тел замелькали ножи, кастеты, заступы и цепа… Кряхтение, сопение, визг раненых и стоны умирающих переросли в какой-то единый жуткий вой…
   Дед Мороз, в ужасе обняв дрожащего, хрупкого учителя Цалупина, прикрыв его своим мощным телом, забился в угол, уселся на ящик с горохом и шептал тихонько, вполголоса "Отче наш".
   Неожиданно, к ужасу Деда Мороза, а также закаленного в боях с царизмом народовольца, из кучи дерущихся мальцов отделился один самый маленький отрок, с искаженным в злобе и обезображенным шрамами лицом, в рваном полушубке овчинном, в треухе, с отвоеванным обломком клюшки для гольфа в руке, и, угрожающе приблизившись к дрожащему в ознобе Деду Морозу, дерзко и больно вцепился мертвой хваткой в седую клочную бороду.
   – Сымай бороду! – пыхтя от натуги, пищал он тонким голоском. – Дедов Морозов не бувает!
   – Пустите… Я прошу вас!.. – вяло и безвольно оборонялся перепуганный насмерть Дед Мороз, пытаясь оторвать дерзкого мальца от бороды.
   – Филиппок! Кончай его! – крикнул кто-то из толпы…
   – Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а… – закричал что было силы Дед Мороз, и тут же получил болезненный толчок в живот.
   – Граф! Проснитесь! Лев Николаевич! Проснитесь же! Вы обосрались!
   Граф, мокрый от пота, с подвязанной, расшитой крестиком ширинкой бородой, в ночном колпаке, с голым торсом, тревожно вскочил среди мрака ночи, испуганно и растерянно озираясь по сторонам, закрываясь руками от невидимого врага, сел на кровати. К нему склонилось немолодое женское лицо, блестящее от обильного и толстого слоя питательного крема в свете горящих свечей, стоящих рядом с кроватью на ночном столике в старинном серебряном шандале.
   – Господи! Граф! Говорила же я вам, не ходите вы в эту школу! Дались вам эти крестьянские дети! Говорила же я вам! – театрально простонала женщина с преувеличенным экзальтированным участием.
   – Соня! – прошептал граф. – Они оборвали мне бороду… Велите принести зеркало!
   – Зачем вам зеркало, граф? Вы сами – как зеркало! Ха-ха-ха… Прости Господи… Идите подмойтесь лучше… – ответила безучастно графиня и ушла, унося с собой мерцающий зыбкий свет горящих свечей вместе с серебряным старинным шандалом.

  А.Мешков
из книги "Пичужки прилетают ночью"

<< & >>