|
||
|
НОВЫЕ РАССКАЗЫ | |
Колобок возвращается
Жили, были дед да баба у самого синего моря. Если кашу с молоком. Дед на
бабу рассердился – трах по пузу кулаком. И молвит человечьим голосом:
— Испеки-ка мне, Сара, колобок. Да не простой, а из теста!
Бабка по амбарам помела, по сусекам поскребла, наскребла из этих сусеков
теста пять килограммов шестьсот граммов, дрожжей немного бросила, яичко разбила, сольцы
немножко сыпанула по вкусу, дала отстояться и взойти, а потом скатала катушок 20х20
сантиметров и запихала его в духовку. Через пару часов колобок испекся. Хорошенький такой,
розовенький, пухленький да румяный. Поставила бабка его на подоконник, чтоб остыл немного.
А тут мухи налетели и стали гадить на новорожденного.
— Что за черт!? раздраженно думал Колобок, пытаясь отмахнуться от
назойливых зеленых мух.
Он пытался сдувать их со своего лица, а они, сволочи, все равно садились
на него и гадили, гадили, гадили и ничего лучшего придумать не могли. В общем, крепко
досадили они ему, От негодования Колобок не удержал равновесия, свалился с подоконника в
траву на газоне. С третьего этажа. Прямо румяной своей рожей в чертополох! Вскрикнув от
стыда и боли, колобок сказал:
— Е-е-е-е-о-о-о-о-п-п-а! – Так началась жизнь этого несчастного,
нелепого создания человеческой мысли, полного инвалида, без рук, без ног.
Колобок рос злым, впечатлительным и закомлпксованным мальчиком, пока
не стал злобным, завистливым юношей. С годами он заматерел и основательно зачерствел.
Катится он как-то по лесной тропинке (он в лес уединился от глаз нежных ласковых булочек,
круассанов, пирожных, от высокомерных батонов и жеманных пряников) видит волк
навстречу:
— Волк, а волк! – я тебя съем! – говорит колобок прокуренным
голосом.
— Не ешь меня, колобок! – взмолился волк, кряхтя, становясь на
колени перед колобком, – у меня дома дети малые, мал-мала-меньше, волчата голодные,
да баба на сносях!
Волк сам был не местный. Беженец он был, из зоопарка. В этом лесу он
простым санитаром устроился, всякую падаль убирал. А, надо сказать, к тому времени Колобок
был уже в авторитете, типа царь Колобков. У него была целая организованная группировка
колобков. К нему еще и бритые ежики-экстремисты прибились. Вместе они представляли собой
убедительную силу и контролировали торговлю грибами и ягодами, наводя страх на животный
мир, на силовые структуры и местных жителей.
— Молодой волчонок, запеченный с яблоками, да с петрушечкой в
задике! О! Как это вкусно! – подумал колобок и жадно сглотнул слюну.
— Песню какую-нибудь знаешь? – спросил Колобок, закуривая и
поудобнее усаживаясь на муравейник.
— Еще бы! – волк двумя мощными кашляками прочистил горло и
жалобно запел чистым, бархатным контр-тенором:
— Граждане, купите папиросы, подходи солдаты и матросы?.
— Довольно! – сказал колобок сухо, затоптал ухом окурок и съел
волка.
Идет дальше. В смысле – катится. Катится, чертыхается, потому что мордой
все время об пеньки стукается, да иногда то носом, то ухом в лосиное говно попадает. Никак к
этому не может привыкнуть. ?Надо как-нибудь этого лося приучить к культуре испражнения раз
и навсегда! Превратили родной лес в сортир какой-то!? – бурчал недовольно Колобок, счищая
нечистоты со лба и щек. Час вот так вот катится, другой катится, День катится, второй. Глядь –
лиса навстречу. Опа! А он уже проголодался.
— Лиса, а лиса!— говорит ей колобок хриплым голосом, доставая
выкидной швейцарский нож китайского производства с шестью лезвиями и ножницами –
Я тебя съем!
— Не ешь меня! – взмолилась лиса, – Хочешь я тебе песню
спою?
— Ты че, типа ?Тату? что ли?
— Я от дедушки педофила ушла, от бабушки-детерминистки ушла, от
похотливого охотника ушла, от волка-садомазохиста ушла, от ведмедя-некрофила ушла, от лося
сластолюбца убежала, от зайчика-вуайериста сдернула, от росомахи лесбиянки ускакала, сейчас
снова замуж собираюсь? – запела лиса, пританцовывая под фонограмму шелеста деревьев
и запах разнотравья. Ей весело подпевали птицы в небе, мухи в траве, подвывали бурундуки в
норах, вторили кроты и мертвецы под землей.
— Занятно! – одобрил песню Колобок, освежевывая горячий труп
лисы, вырезая печенку.
Звери давно уже хотели съесть этого дерзкого и беспощадного Колобка, но
только зубы ломали об его каменное сердце. Колобок был им не по зубам. Он уже успел
превратиться в гранитный камушек. Но однажды шел по лесу один бродячий скульптор в
поисках подходящей глыбы для своего нового монумента.
Глядь – катится ему навстречу круглая порода, неизвестного
происхождения. Как раз такая ему была нужна. Это как раз и был Колобок. Он уже разросся на
дармовых харчах и стал метров десять в диаметре. Щелкнул киркой Колобка в лоб скульптор,
сломалась кирка. Трахнул кувалдой – пополам развалилась кувалда. Звезданул кайлом –
вдребезги разлетелось кайло.
— Вах! Вах! – воскликнул восхищенно скульптор, – Какой
харощщий, твордый парод! – подогнал грузовик и, погрузив на него Колобка, увез его в город. А
через пару месяцев, Колобка еже было не узнать. Он стоял на берегу речки, величественный,
гордый, немного суровый, и простирал руку вперед, указывая народу путь в неведомую даль.
Проходят узбеки – саляи аллейкюм Колобку. Пробегают гаишники – салют палочкой Колобку.
Проходят дед с бабкой – Зухенвей Колобку, а проходят коммунисты – пи…ц Колобку.
А.Мешков