Однажды приличный шматок сала волею судьбы оказался в одном кармане с гондоном.

— Hi! – сказал просто, без чванства и заносчивости, шматок сала, потому что был он приличный.

— Huy! — ответил ему прямодушный и простодушный гондон, не привыкший к заморским приветствиям и не любивший всяческие гламурные примочки.

— Ну и вонища у вас тут, хер гондон! — сказал шматок сала, с любопытством оглядывая карман (шматок был родом из Германии и оттого иногда к месту у не к месту, употреблял в своей речи германизмы)

— Ты, жирняй соленый шматок, еще не знаешь, что такое настоящая вонь! — отвечал ему гондон, — Это ты еще в жопе не бывал!

Гондон был многоразовый и оттого не понаслышке знал о могучей, разрушительной силе настоящей, смрадной, похмельной, удушающей вони, способной уничтожить все живое в радиусе 10 миль.

— В жопе? — переспросило сало, — А что есть жопа?

— Погоди! Узнаешь, — злорадно пообещал гондон.

Вдруг раздался ужасный треск, звон, грохот, все содрогнулось вокруг, затряслось, задрожало.

— Что это? — в панике вскричало сало. — Землетрясение? Цунами? Бора? Шквал? Извержение? Бомбежка?

— Да нет, — успокоил сало гондон, — это с нами еще в кармане мобильник.

Тут в карман просунулась волосатая человеческая рука нащщупала мобильник и вытащила его наружу. Через пять минут мобильник снова был возвращен в карман.

— Хай, мобильник! — ласково поприветствовало его сало.

— Он с нами не разговаривает! — пояснил с некоторым сарказмом в интонации, гондон, — Они у нас гордые!

— Скажи пожалуйста! — в тон ему проговорило сало. И только оно это сказало, как снова раздался ужасный треск, грохот, словно рядом взорвался снаряд.

— Мобильник? Опять ты? — спросило встревоженно сало.

— Хуже! — сказал опытный гондон, принюхиваясь, — Сейчас ты почувствуешь, что есть настоящая вонь!

И в самом деле. Невидимый вихрь, взъерошив щетину на шкурке сала, принес в карман невыносимый запах сероводорода, как в лечебнице Мацесты или в привокзальном туалете. Так повторялось несколько раз.

— Это, брат, метеоризм! — пояснил ему гондон.

— Ужасно! Ужасно! Мерзость, мерзость! — морщилось не привыкшее к таким сальным фривольностям, сало.

— Да нет, — это еще не ужасно! — покровительственно смеялся гондон, хлопая сало по плечу.

Все свободное время сало и гондон проводили в бесконечных философских беседах.

— Вот ты кем был, до того, как стать гондоном? — спрашивало сало, — Я вот было свиньей! У меня была семья, любимая жена, дети, любимое дело!

— Не. У меня не было любимого дела. Он потом появилось. Я сразу гондоном родился. — смущенно говорил гондон, — Так по жизни и иду гондоном. Видимо, и умру — гондоном!

— То есть: альтернативы у тебя нет? Я вот например, после того, как  меня съедят — стану еще говном! — с гордостью заявляло сало.

— Нет. Я наверное, говном в этой жизни уже не стану, — с грустью говорил гондон.

Однажды сало проснулось среди ночи оттого, что почувствовало, как его трут жирной стороной об гондон.

— Вот сейчас будет ужасно! — сказао гондон, — Э-ге-ге-гей!!!! Сейчас ты узнаешь, что такое настоящая вонь! – успел в затихающем отчаянии прокричать гондон и исчез в какой-то черной и смрадной дыре вместе с жирными частицами сала.

— Какая все-таки странная, порой, невыносимая, штука — Земная Жизнь, — с грустью думало сало, сдерживая рвоту и, заткнув пальцами ноздри, — Взять хотя бы тот факт, что однажды в пространстве встретились такие вроде бы несоединимые субстанции, как сало, мобильник, гондон и вонь!

И только он это сказал, как в кармане появился слон. Самый настоящий слон: с хоботом, с ушами, с бивнями, с хуем и лампасами.

— Слон? Ты? Здесь? В кармане? – удивилось сало.

— А это, что  – карман? Я – в кармане? – удивился слон, оглядываясь по сторонам.

— Карман, карман! – подтвердило сало, — Это самый настоящий карман. Видишь вот тут унитаз настоящий, как во всех карманах…

— Тогда мне не сюда. Я из другого рассказа…. – задумчиво ответил слон и вышел вон.