Привереда

У Гундосова засорился унитаз.
    – Господи, сколько уже про это писалось и в центральной прессе, и в художественной литературе, а унитазы в стране продолжают засорятся – в отчаянии зажав нос, думал Гундосов. Как водится в этих случаях, он вызвал слесаря -сантехника. Ну, вы знаете, что значит, вызвать слесаря-сантехника. Об этом тоже часто писали раньше. Любимая тема была у писателей третьей руки. Дай только над сантехником поизгаляться. Пришел сантехник и к Гундосову через три дня. Статный такой, красивый мужчина с усталым разочарованным взглядом синих глаз и копной вьющихся черных волос, с большой дерматиновой сумкой полной всяких железяк. Гундосов встретил его в нелепом противогазе, неумело сделанном из махровых полотенец. Дышать было нечем. А сантехнику хоть бы хны. Привычный, он устало сел в кожаное кресло и вытянул длинные ноги в крепких кирзовых сапогах.
    – Устал. – коротко пожаловался он Гундосову. – Все надоело! Все! – в отчаянии заломив руки, воскликнул он и в изнеможении закрыл глаза. Через час он приоткрыл глаза и удивленно осмотрелся.
    – А где хозяйка? – спросил он, потирая сладострастно натруженный шершавые руки.
    – Я одинок. – с толикой грусти в голосе ответил Гундосов. Сантехник придирчиво, взглядом критического реалиста оглядел тщедушную фигурку Гундосова.
    – Ну, что ж, – сказал он тусклым голосом, - будем смотреть ваш унитаз. Что там у вас. Только знаете что? Вам не тяжело будет сделать для меня чашечку кофе по-турецки? А то я сегодня прямо какой-то вялый, словно пенис! Только со сливками, если не трудно. И еще, если вас не затруднит, вы мне, пожалуйста, тазик с горячей водичкой приготовьте. Я люблю работать с комфортом. Чтобы, значит, ноги были в тепле. Ничего не могу с собой поделать. Нет. Другие как-то умудряются и так работать, без тазика, я же просто не могу. Не получается у меня ничего, если ноги в холоде! Если я в холоде работаю с унитазом, черти что может получиться, может даже унитаз взорваться. Что и случилось три года назад в Замоскворечье. Чертовщина просто какая-то! У вас не так?
    – Не…Я не привередлив. – ответил Гундосов. Он послушно набрал горячей воды в тазик, принес в сортир мягкий стул. Сантехник разулся, размотал коричневые от времени портянки и, сунув ноги в таз, склонился над унитазом шумно прихлебывая кофе из чашечки. Несколько минут он сидел в молчании рассматривал унитаз.
    – Простите… Не знаю, как вас зовут…- обратился он в Гундосову.
    – Николай! – подсказал Гундосов.
    – Дело вот в чем, Николай. Вот вы не могли бы мне, пока суть да дело, немного помассировать вон там, в районе спины. Что-то, знаете, вступило. Или Вам западло? Или вы, как некоторые снобы, нас, сантехников за людей не считаете?
    – Да нет, почему? – Смутился Гундосов. - Считаю.
    – За кого? – строго спросил сантехник. - за кого вы считаете сантехников?
    – За людей. – ответил Гундосов отчего-то покраснев.
    – То-то! – удовлетворенно хмыкнул сантехник. – Нет. А то есть такие чистоплюи, прямо, куда уж там! Помассировать сантехнику спинку им, видите ли, ниже достоинства! А какое у меня достоинство? Кто его видел-то? А? Ага, вот тут…. Чуть пониже. Здесь. Вот так. Наверное, профессиональное. Знаете, это как у вокалистов геморрой, у шахтеров – диарея верхних дыхательных путей, так у сантехников застой в мышцах шеи. Кланяешься буквально каждому унитазу. Унизительно, ведь так?
    – Не знаю… Не пробовал. – ответил Гундосов, разминая сантехнику шейные мышцы.
    – Чуть-чуть пониже. Ага! Вот так. Хорошо! – приговаривал сантехник. – Еще ниже. Ага вот туточки. Очень приятно. Спасибо вам. Огромное спасиби! Отщень каращё! Гут! Это я так специально коверкаю на немецкий манер слова, прикалываюсь, чтобы еще смешнее было. Вы просто – душка. Музыка у вас есть хоть какая-то? А то без музыки работа не в радость! Вы без музыки как сами-то? Можете работать?
    – Вообще-то – могу. – сказал мрачно Гундосов и нехотя включил приемник. Передавали "Срадетту" Лео Делиба
    – Прекрасно! Чудно! – закрыв глаза от удовольствия, приговаривал сантехник, дирижируя себе рукой. Неожиданно он вскочил. – А давайте танцевать? А? Николай? Вот так просто, без всяческих церемоний? А? Ну же! Колька!
    – Танцевать? – удивленно спросил Гундосов. – Я право, даже не знаю. Как-то необычно. Танцевать утром. Нет. Я как-то не понимаю этого… И потом, а как же – унитаз?
    – А черт с ним, с унитазом! Музыка-то какая! Тада-тии-и-и-та-датии-и-и-и-и… А вы со своим унитазом! – легкомысленно воскликнул сантехник, и, выйдя на середину комнаты, неожиданно подпрыгнул ввысь и сделал антраша. Потом еще одно! Потом покрутил фуете. Потом, легко произвел замысловатые батри, флай и соте.
    – Ну, вы даете! – восхищенно воскликнул Гундосов. – Прямо как танцор-какой! Как Таранда! Нет! Как Семеняка! Даже как Ананишвили! Откуда это у вас?
    – Почему же – как танцор? – пукнув от усилия на слове "как", отозвался сантехник, делая двойной бризе, потом легко совершив эффасе, сел на шпагат. – Я и есть – танцор! Ваш покорный слуга! – он, вытаскивая шпагат из-под тощего мускулистого зада.
    – Танцевал в Мариинке! И в Большом! О-па! – он легко перешел в баллоте из гаргуайда, вскочил и картинно раскланялся, растопырив в стороны руки.
    – А как же унитаз? – хитро улыбаясь, спросил Гундосов, кивнув в сторону сортира.
    – Унитаз? – огорченно вздохнул сантехник, нелепо при этом взмахнув руками, подпрыгнув в ривольтаде. -  Ну да… Зачем вы так… Вот и все: омрачили мне настроение… Так вот просто, буквально одной неосторожной фразой. Как это жестоко. Мерзко! Ну да ладно! Унитаз, приятель – это проза жизни. Да, да. Мой друг. К сожалению, мы, танцоры вынуждены подрабатывать в нерабочее время. Кто как может. А что делать? Что, вы скажите мне? Ну? Ответьте! Что? Только правду! А ну отвечать, сволочь! В глаза мне смотреть, падла! Мразь такая! Кто холдинг пропил? Где, бл…, кредиты?!!! – дико взревел вдруг сантехник в каком-то помрачнении, и вдруг осекся на полуслове, словно опомнился, покраснев, в смущении закрыл лицо руками. – Ой! Ради всего святого! Простите, я увлекся. Я ведь еще и следователем в прокуратуре подрабатываю… Запутался я что-то в этой жизни. Говорит мне мама: Сережка! Всех денег не заработаешь! А я уж втянулся как-то… Да и как, скажите, не подрабатывать, если на одну только дорогу сколько уходит бабок! А надо ведь еще и приодеться! Так ведь? Простите… Я вам тут натоптал…К сожалению, я вынужден бежать! У меня сегодня два допроса в Бутырке и "Жизель" Адана вечером в постановке Григоровича. Приходите! В театр, разумеется. Я Альберта танцую. Вы меня узнаете! – он улыбнулся своей мягкой очаровательной улыбкой и, сделав несколько реверансов, на цыпочках бесшумно выскочил из квартиры, элегантно неся двумя пальчиками за голенища свои кирзовые сапоги. – А унитаз мы вам еще сделаем! – донесся с улицы его исполненный необоснованного оптимизма чуть хрипловатый, красивый баритон. – Мы еще с вами кого-нибудь там замочим! Ха-ха-ха-ха…

  А.Мешков

<<  &  >>