Несгибаемый марксист Фидель Кастро, вопреки привычке коммунистических лидеров уходить с поста только в мир иной, мудро отказался от поста Главы республика Куба. Этот был поступок настоящего мачо. Мировая общественность – в шоке! Кубинцы в растерянности. Как живет страна в это непростое время? Изменился ли ход истории? Разделить хотя бы на время участь с народом Кубы в это смутное время отправился Александр Мешков (январь-февраль 2008 г.).
Ты помнишь, как все начиналось…
В начале 1970-х я был курсантом одесского мореходного училища. Именно там я впервые в жизни встретил настоящих иностранцев. Это были кубинцы. Для меня они были существами, явившимися нам из параллельного мира. У них был другой цвет кожи, другой склад ума, говорили они на гортанном, музыкальном наречии, похожим на быструю румбу. Это были золотые времена разнузданного разгула советско-кубинской дружбы. По радио звучали кубинские песни, на гастролях зажигали кубинские музыканты, в кинотеатрах шли кубинские фильмы (очень, даже смелые по тем временам), по телевизору показывали подтянутого, романтичного, бородача Фиделя Кастро. С моими заокеанскими друзьями: Педро, Хорхе, Мариано, Родриго, Энрике и Хулио мы создали кубинский ВИА: три гитары, йоника, барабаны, маракасы, тумба, конга, бонго. Мы разъезжали по городам и весям, играя на вечерах интернациональной дружбы, распевая ритмичные кубинские колядки и частушки. Но курсантство закончилось внезапно. Через четыре года мы получили дипломы, тепло и пьяно попрощались, всуе обменялись непригодившимися адресами, и разъехались строить развитой социализм по разным странам: я в Латвию, мои друзья – на Кубу.
И вот через 35 лет я решил найти моих беспечных, жизнерадостных амигос: Педро, Хорхе, Мариано, Родриго, Энрике, и, главное – Хулио, моего лучшего друга.
Лучше боя может быть только дама!
Через каких-то 14 часов я приземлился на острове Куба. Автобус везет нас по хайвею на всемирно известный (всем, кроме меня), курорт Варадеро, обгоняя «Газики», Пазики», «Жигули», «Москвичи», КАМАЗы, бортовые ЗИЛы. Таращась по сторонам, с удовлетворением отмечаю, что отсутствует главный признак культа личности – громадные портреты главы государства, как это бывает в тоталитарных государствах. Только портреты Че Гевары!
В отеле девушка-рецепшен просит меня подождать боя. Он покажет мне мой номер. «Бою надо будет дать один доллар» – предупреждает она. Через полчаса приходит сытый, лоснящийся от благополучия, жующий мужик, лет сорока пяти.
– Прошу ваш рюкзак! – расцвел в улыбке бой, предвкушая легкую наживу.
– Сам донесу. У меня там только носки и презервативы, – осадил я его, – Показывай-ка приятель, где тут моя комната!
Поняв, что этот доллар для него безвозвратно утерян, бой буркнул угрюмо: «Второй этаж. Налево. До конца!». Я блуждал по хитро закрученным коридорам, пока не наткнулся на очаровательную мулатку, стоящую круглым подвижным задом ко мне, и драющую полы шваброй.
– Скажите, мэм, где моя комната? – я показал ей мою карточку. Она вытерла руки о фартук, бережно, словно жених невесту, взяла меня за руку и торжественно повела в покои. Ладонь моя потела и трепетала в ее ладошке. Сердце билось пойманной птицей, я рдел, словно послушник в женской бане. Подойдя к двери, она взяла мою карточку, вставила ее в щель, открыв двери, вошла вместе со мной.
– Ты очень красивый! – сказала девушка, закрывая двери. Насчет «очень» она, конечно, бессовестно преувеличила. Не успел я опомниться, как был навзничь повержен на диван. Такого необузданного напора я ранее не встречал. Сколько силы оказалось в этой хрупкой тушке. Ни россиянка, ни итальянка, ни англичанка, не поступали со мною так бесцеремонно. После четырнадцатичасового полета я был слишком слаб, чтобы оказать ей достойное сопротивление. Она попрала меня с каким-то задором, играючи, пританцовывая. Но судя по некоторым деталям, девушка тщательно готовилась к встрече с судьбой: ее нижний фасад сверкал, как голова маршала Блюхера перед встречей с Лениным. И вот что я подумал: как дальновидно все-таки я отказался от услуг боя!!!!
Проституции на Кубе нет!
Я достал из сумки десять конвертируемых песо (около 10 евро) и протянул их Мерианеле, так звали бойкую мулатку.
Справка «КП». Национальная валюта Кубы – Кубинский песо. Для иностранных туристов ходят Куки (CUC), примерно равные одному евро. Хождение американского доллара запрещено.
– Я не проститутка! – гордо скала она и залилась краской она до кончиков курчавых волос (или мне показалось?). Я был приятно поражен. Дело в том, что я принципиально против односторонней оплаты сексуальных услуг. С какой стати? Кто из нас получает большее удовольствие: я или она – это еще вопрос. Я убежден, что традиционная экономическая доктрина, когда мужчина платит, должна быть пересмотрена на международном уровне. Заметив, что я собрался поспешно спрятать деньги обратно, она, словно регбист, технично успела выхватить их, – Но если это подарок – то другое дело! – пояснила она.
– Точно, подарок это…, – согласился я, про себя кляня свою нерасторопность. Не удалось мне на этот раз минимизировать нецелевые бюджетные расходы. Она ушла драить палубу, а я, придавив Морфея пару часов, отправился поприветствовать великий Океан. Всю ночь я предавался Бахусу вместе с беспокойной армией канадских туристов, в многочисленных барах отеля, в котором все включено, в том числе и бухало.
Тайна кубинских мачо
На следующее утро, едва только первые лучи солнца коснулись своими кончиками верхушек пальм, я был разбужен полицейским стуком в двери. На пороге стояла сияющая Марианела. Она хомячком прошмыгнула в номер мимо меня, и стала сразу торопливо и деловито раздеваться.
– У меня до работы целых пол-часа. – пояснила она свое появление,- Я проходила мимо, думаю, как ты там?
Такая забота, конечно, меня растрогала, хотя я лег спать два часа назад. Зато в этот раз Мерианела раскрыла мне страшную тайну кубинских мачо.
– Никакие они не мачо! Это халявщики и лентяи. – Мирианела грустно усмехнулась, – Они только бухают и живут за счет женщин. Только на словах крутые. Им даже любовью заниматься лень. Им белых подавай!
– Какая безвкусица! – поддакнул я.
– Мы не любим кубинских мужиков. У нас каждый второй брак распадается, – она тяжело вздохнула, с досадой хлопнув себя ладошкой по круглой коленке, – И у меня распался. Я одна воспитываю сына. Тебе сигары кубинские нужны? – неожиданно не в тему спросила она, – Настоящие. Очень дешево.
Автомобиль – не роскошь
Я попросил знакомую переводчицу Пилар найти моих кубинских друзей-однокурсников, за довольно приличное вознаграждение. Через два дня она позвонила мне и дала адрес моего друга Энрике. Он жил в Сантьяго де Куба. Ехать из Варадеро придется через всю Кубу.
Родимый «Москвич-408» с диким ревом несет меня по хайвэю со скоростью 100 километров в час! Я остановиливаюсь в городке Колон, чтобы попутно познать радость физического труда, устроиться на работу, тростник порубить, цитрусовые собрать! Вдоль улиц, тут и там сидят на корточках местные мужики, жарятся на солнце, лениво курят, созерцая унылую неспешную реальность.
– А что, мужики, на работу устроиться у вас тут можно? – спрашиваю троих кубинских старцев-аксакалов, сидящих на лавочке, великодушно и щедро угощая их сигаретами. – Я тростник рубить хочу.
– Откуда ты, чудак-человек? – таращатся они на меня.
– Из Москвы! – гордо отвечаю.
– Езжай домой, паря, – говорят старцы (правда, оказалось, что старшему было всего 52 года. – Не будет тебе здесь заработка. Сами без работы, почитай, как года три.
Как-то незаметно мы переместились в уличный бар.
– Пи…ец приходит Кубе, – печально сообщил мне по секрету Хуан, седовласый негр с жилистыми трудовыми ручищами, закусывая ром жаренными, хрустящими бананами. – Китайцы будут скоро здесь командовать. Вон, уже вышки везде ихние стоят. Нефть нашу качать будут.
Кубинки из глубинки
Поздним январским утром, истекая потом, изнывая от жары, я, с вещами, вышел на автовокзал, чтобы продолжить свой путь. На меня, как мухи на гуано, набросились многочисленные таксисты и частники. Как с богатенького иностранца они ломили с меня немыслимые цены, надеясь обеспечить этой поездкой себе безбедную старость и пышные похороны. Неожиданно один из водителей, худой, усатый малый, похожий на Дон Кихота, предложил мне ехать за цену автобусного билета. Правда, набилось в «копейку» пятеро пассажиров.
Остановился я в маленькой деревеньке неподалеку от городка Сиего де Авила. Чернокожая баба, лет сорока пяти, в ветхом лифчике и желтых линялых рейтузах времен Карибского кризиса, развешивает на крыше постиранное белье. Увидев меня, ничуть не смутилась своих не очень гламурных одежд, оживилась, расплылась в щербатой улыбке, машет призывно мне рукой:
– Иди ко мне, красавчик! Нам будет хорошо! – мы оба от души смеемся, понимая, что это шутка. (Но, кстати, а почему бы и нет?) Я подумал: а в нашей российской глубинке, могла бы русская баба так утонченно пошутить со мной? Я пью кубинское пиво в уличной деревенской пивнушке. Проходящие мимо деревенские девчата пожирают меня глазами. Белый в деревне сегодня только я. Одна из них, черная-пречерная Памела Андерсон, 46 калибра, с худеньким, трехлетним мальчиком подсаживается ко мне.
– Купи мне пива, амиго. А сыну шоколадку.
Сына зовут Мыкола. Девушку зовут Эстер. Эстер – гаитянка. Муж ее сгинул в неизвестность год назад.
– У нас почти все бабы разведенные, потому что мужики – говно! – говорит она с презрение. – Я могу сделать тебе такое, чего ты никогда не испытывал, – говорит она уверенно и загадочно без всякого логического перехода. Я прожил большую противоречивую жизнь, и мне казалось, я уже все видел.
– Двадцать песо. – добавила Эстер.
Проклятое журналистское любопытство! Ну, никак не дает оно мне покоя ни светлым днем, ни темной ночью! Что вытворит со мной сейчас эта прекрасная, иссиня черная колдунья?
Тайна кубинской страсти.
(лирическое отступление)
Честно говорю: я ехал на Кубу не в секс-тур. Но избежать секса в этой стране может только неисправимый кастрат. Кубинские женщины вам этого просто не позволят. Стоит вам задержать свой взгляд на девушке, она тут же встрепенется, как сеттер при виде утки, заиграет всем своим ладным телом, подмигнет вам, запросто подойдет, и как старая знакомая, скажет.
– Какое у тебя красивое тело! Какая у тебя чудная кожа! Ты мне очень нравишься! Хочешь быть моим чико?
И пусть они, проказницы, грубо льстят, «вешают лапшу на уши», но это самая прекрасная лапша, в которой даже не чувствуется фальши. Они предлагают близость искренне, без традиционных европейских церемоний: букетов фиалок, сонетов и песен под балконом, похода в Мак-Дональдс, трепета первого поцелуя. Понятно, что они рассматривают меня, почтенного, богатого, по их меркам, господина, как возможность хоть как-то поправить дырки в семейном бюджете. Но многие идут на это и бескорыстно, радости для. Секс – главная нравственно-эстетическая доминанта кубинки. Они тщательно следят за своей папайей (так на кубе в шутку называют женское причинное место) ежедневно выбривая ее вручную до блеска. Нигде и никогда я не ощущал себя более желанным и сильным. Сюда надо направлять на принудительное лечение многотысячную армию начинающих российских импотентов. Кубинские девчата их вылечат, вернут им веру в себя и восстановят производительную национальную силу во имя возрождения России. Куба это не Содом и не Гоморра. Кубинцы безгрешны, поскольку не ведают греха. Для них секс, это – образ жизни. Они святы, поскольку совокупляются со светлой радостью. Это единственная отрада в их многотрудной жизни. Театр простому кубинцу не доступен. По «ящику» только политика и немного спорта. Секс – это великая и прекрасная объединительная кубинская национальная идея.
Новое слово в науке любви
Мы шли с Эстер и с маленьким Мыколой вниз, по узкой деревенской улочке, уложенной булыжником, сопровождаемые завистливыми взглядами десятка несчастных кубинок, оставшихся без моей ласки и денег. Эстер привела меня в каменную хижину, более похожую на маленький хлев. Единственная комната перегорожена цветастым покрывалом. Пахнет рыбой, сырой пепельницей и гниющей тряпкой. Эстер застелила шаткий одр чистой простынею. Мыколу усадила за стол, дала ему карандаш и кусок газеты «Гранма», наказала сидеть тихо и ушла в душ. Я, сняв свои ризы, лежал в тревожном ожидании невиданного сексуального таинства. Эстер вернулась, запеленатая в полотенце. Ее формы были совершенны. Овал ее иссиня-черного лица был безупречен, как яйцо Фаберже.
– Выпей вот это, – протянула она мне глиняную литровую ендову с мутной жидкостью.
– Не буду, – наотрез отказался я.
– Боишься, что отравлю? Смотри! – ухмыльнулась она и сделала пару мощных шумных стограммовых глотков из чаши. – Выпей, если хочешь полетать со мной.
Я сделал несколько глотков и, чуть было, не исторг на одр завтрак и обед.
– Все хорошо, все отлично… – приговаривала Эстер, поглаживая меня по чреслам. В голове зазвучал хор ангелов, по жилам разлилась теплая истома. Эстер, словно избушка, повернулась ко мне таким образом, что ее папайя оказалась перед моим лицом, и стала шептать какие-то заклинания над моими чреслами. Словно легкий теплый ветерок касался моей плоти. Она ласкала меня своим шепотом. Немного, правда, смущала непосредственная близость папайи, но я старался не думать об этом. Вдруг, когда я уже почти был наверху блаженства, как гром среди ясного неба, раздался противный крик Мыколы: «Мамо!». Эстер выскочила стремительной черной пумой, с гневом отчитала маленького кайфолома и через секунду вернулась снова. Пришлось снова выпить зловонного зелья. То, что она практиковала, я бы квалифицировал, как вербально-тактильный секс. Она возбуждала не то дыханием, не то легким касанием. Я восстал удрученный, но обновленный, и расплатился с ней без сожаления.
– У тебя нет какой-нибудь майки ли джинсов? А то у нас тут вообще нет никакой одежды. – спросила она, с любовью поглаживая денюжку. Я подарил ей майку. Пусть здесь, в кубинской глубинке, красуется на прекрасной женской груди название далекой русской газеты.
Веселится и гуляет весь народ
Я постепенно продвигался к моему другу в Сантяго де Куба, останавливаясь в маленьких городках. Городок – Бьямо, вставший на моем пути, по нашем меркам – районный центр. Он, несмотря на некоторую кажущуюся захудалость – столица провинции Гранма, той самой, откуда началась великая Кубинская революция. Я легко нашел комнату для ночлега всего за 20 песо, без кондиционера, с холодным душем. Правда, апартаменты располагались рядом со скотным двором, откуда доносились предсмертные крики свиней.
Как-то после сиесты, я вышел со двора. В одном из узких переулков пела и плясала местные парубки да девчата. Завидев меня, они, словно цыгане, радостно взревели, как если бы я забил гол, и бросились обнимать меня, как брата. Баямки, словно русалки в омут, затащили меня во двор, понудили меня танцевать. Пацаны налили какой-то гадости в стакан, и стали требовать, чтобы я выпил.
– У Хосе день рождения! – показывали они на худенького негритенка, лет пятнадцати, – выпей за его здоровье. Таков закон.
Одна шустрая, кудрявая чаровница мулатка, сверкая очами, пылко схватила меня за руку:
– Пошли, амиго, я тебе мой дом покажу!
Мы, нагнувшись, пролезли в низкую нишу, вошли в небольшой внутренний дворик, поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. На минуту какое-то неприятное предчувствие охватило меня и тут же отпустило. Куда я прусь? Зачем мне смотреть какой-то дом? Проклятое журналистское любопытство! Всегда оно подставляет меня. Мужики! Никогда! Слышите? Никогда не ходите смотреть дом с молоденькими мулатками!
