Введение
В этой жизни я уже успел пожить нелегалом в Великобритании, Турции, Греции, и даже в Москве. И постиг одну вещь: проблемы нелегальной эмиграции везде одинаковы, как однояйцовые братья, правда, решаются они по-разному. Об актуальности вопроса свидетельствуют цунами последних массовых выступлений нелегалов по всему миру. Около 10 млн. наших соотечественников живут и работают в дальнем зарубежье. И этот поток не пересыхает. В одну только Испанию ежегодно нелегально переправляются 1000 россиян. Cтраны Евросоюза дружно осуждают Испанию за массовую легализацию иммигрантов 2005 года, и требуют ужесточения иммиграционной политики. Кто прав? Для России это тоже больная тема. Есть ли панацея от этой болезни? Разобраться в этом и помочь миру решить эту проблему, решил я, отправляясь на родину Сервантеса, Дали и Дон Жуана.
Моя полиция меня бережет
Самый распространенный и простой, как все гениальное, путь: стать нелегальным эмигрантом – купить дешевый тур, уехать и не вернуться. Так я поступаю всякий раз, когда хочу стать нелегалом. И вот время тура и визы истекло, и сегодня я, проснулся у себя в отеле в 2 часа ночи со странным ощущением, что я нелегальный эмигрант. Это не самый лучший статус. Нелегала, как и настоящего художника, всякий может обидеть.
Я вышел на пустынные улицы городка Мальграт дель Мар. Рядом в темноте пыхтело море. Я шлепал по лужицам в поисках, какого-нибудь бара. Но, здесь, в Каталонии, испанцы по ночам спят. И бармены тоже. Ночных киосков там тоже нет. Туго русскому будет здесь. Задумайтесь, братья, прежде чем ехать!
Было тихо, и лишь только легкое шуршание шин шептало что-то позади меня. Всю ночь меня, праздного ночного гуляку, сопровождала полицейская машина с потушенными фарами. Ни разу они не вышли из машины и не оскорбили меня проверкой документов. Определенно, с нежностью подумал я, в стране с такими полицейскими можно жить! И потом, тут нет бомжей! У меня не будет конкуренции! (О! Наивный русский паренек! Ты еще узнаешь, как глубоко ты заблуждался!)
Шляясь в поисках работы бармена, официанта или грузчика, по ресторанам и барам, я познакомился с русской девушкой Ниной. Она работала товароведом в небольшом ресторанчике, на берегу моря. Ее путь в Испанию, был прост, как Doom. Эта чаровница приехала сюда переводчиком, пленила молодого кабальеро Родриго и, удачно вложив свои сокровища, вышла замуж.
– Здесь ты работы не найдешь! – разочаровала она меня. – В сфере обслуживания все забито скандинавами, а предприятий никаких нет. Кстати, хочешь скажу, почему тебя никто не возьмет барменом?
– Скажи, ради Бога.
– Потому, что как только русский встает за стойку, он начинает мухлевать! Ни один хозяин, если он не шиза, не возьмет барменом русского! Поезжай в Андалусию! – советует мне Нинель. – Там очень много русских. И работу найти легче. Там сельское хозяйство. Помидоры, оливки, фрукты будешь собирать. К тому же, там много русских проституток!
– Не может быть! – не поверил я своим ушам, и уже через полчаса мчался по горному серпантину на автобусе в Андалусию, к своим, к русским!
Через горы и моря – к счастью!
Я приехал в приморский городок с красивым женским именем Альмерия, ранним утром, когда Альмерия спала крепким, беспечным, чистым сном непорочной девы. Дождавшись ее пробуждения, я стал рыскать в поисках русских. Но шли часы, а людей в спортивных костюмах, пьющих пиво из горла, матерящихся и плюющих шелуху на асфальт, я так и не встретил. Было много мавров и мучачос, лимитчиков из стран Северной Африки и Латинской Америки. Они были веселы и полны оптимизма.
В жаркий час сиесты, я сидел на камне возле моря и уплетал большой кусок ветчины с булкой, запивая пивком «Святой Мигель», когда неподалеку на валун присел чернокожий паренек, непохожий на меня, и стал наблюдать за моим лукулловым пиршеством. Кадык его под пупырчатой кожей ходил ходуном.
– Есть, поди, хочешь? – догадался я, тщательно прожевывая ветчину.
Паренек радостно закивал головой.
– Ну, и сколько же ты не ел? – продолжал я светскую беседу.
– Три дня, – ответил мой новый африканский знакомый. В глазах его светился неземной огонь надежды.
– Ну, это немного, – сказал я, вспоминая свою голодную молодость. – Мне случалось голодать и поболе.
Вскоре мне стало мучительно стыдно за свое, вызывающее благополучие, и я, покончив в себе с кулачеством, как с классом, отрезал ему полфунта ветчины, разрушив стереотип о русском жлобстве.
– Вот встретишь меня через год – я буду уже на Порше проезжать мимо тебя с золотым перстнем на пальце! – говорит мне, смачно чавкая, Папамаригуй, после второго куска халявной ветчины, показывая средний, кривой, как сучок баобаба, палец, на котором вскоре будет золотое кольцо от Кортье. Он прибыл в Испанию экстремальным морским путем, на лодке. Из Дакара до острова Лос Пальмос он добрался самолетом. Там он заплатил 1000 баксов нелегальную доставку в Испанию. 60 отчаянных сенегальских парней погрузились в большой баркас и отчалили от пристани. Пять ночей они шли на веслах (чтобы не засекли) по Средиземному морю к новой, счастливой жизни на чужбине. У них кончилась вода, пища. Но они дошли. Он показал мне своим кривым баобабом место, недалеко от берега, где их три дня назад ночью высадили отчаянные парни из Лос Пальмоса, занимающиеся таким опасным, но доходным бизнесом. 60 тысяч заработали они за 1 рейс. Надо сказать, что Папамаригуй – не самый бедный парень в Сенегале. Он – столичный житель. У него даже компьютер дома есть. Но зарабатывал он всего 20 долларов в месяц. А в провинции и таких денег не видят. Там умирают от голода.
Мой друг Папамаригуй в благодарность за ветчину и пиво «Святой Мигель» спел мне несколько сенегальских шлягеров и отвел меня на улицу Carrea del doctoral в приют для бездомных, где он ожидал своей очереди на вселение.
Мест нет!
Ночлежка называлась – Центр социальной помощи или проще: Centro municipal de acogido NUEVA ANDALUCIA. Возле центра, на ступеньках и на асфальте в разных позах кучковалась пестрая клумба разнополых людей всех оттенков цветов кожи. Все это напоминает мне картину «У парадного подъезда»….
– Буэнос диас! – жизнеутверждающе поприветствовал я их, но в ответ было только настороженное молчание.
Мой нездоровый оптимизм несколько диссонировал с атмосферой всеобщего уныния. Чтобы не быть побитым, я не стал дожидаться ответного приветствия и прошел в контору. Я предъявил дубликатом бесценного груза свой многоголовый орластый паспорт начальнику заведения, испанцу в бороде и в очках, попивающему чаек.
– Извини, приятель, но сегодня мест нет. – сказал он шумно хлебнул из чашки, даже не сравнив меня с фотографией.
– А когда будут?
– Ты видишь людей на улице? – кивнул он в сторону двери. – Они ждут, и ты жди. Как только освободится место – сразу вселим.
Его обещание звучало как-то не очень убедительно. Но я, со свойственным мне оптимизмом стал ждать, чтобы. На следующий день я встал с первыми андалузскими петухами и опрометью бросился к центру. Многие вчерашние знакомые уже вселились, но их место в очереди тут же заняли другие претенденты на мое место. Я узнал, что в приюте можно оставаться только три дня. Тебя будут кормить, поить, а потом ты должен освободить место другим страждущим. А через пару дней ты можешь снова занимать очередь и так пока не найдешь постоянное жилье. В центре всего 80 мест. В эту ночь я решил остаться ночевать у порога ночлежки и во что бы то ни было, добиться своего места под небом Альмерии. Сумерки окутали город. На травке, под кустиками разместилось десятка два нелегалов.
На дне.
Ночевать на травке мне пришлось три ночи. Мы, представители различных наций и народов, сдружились в этом целеустремленном ожидании эфемерного благополучия. В первую ночь, бухой кубинец Педро угостил меня кубинским ромом. Рядом, под кустом, оглушительно храпел марокканец Самир. Родриго безжалостно, с матерком, критиковал кубинский режим, путая испанские и английские слова.
– Фидель довел нас до отчаяния! Так не любить свой народ, чтобы довести его до такого унижения, это просто мерзко! 20 долларов в месяц зарплата – считается верхом счастья! Остальные хрен сосут! На фиг мне его идеи, если я есть хочу! Я просто хочу жить, как нормальный человек. Хочу иметь свой дом, семью. И мне насрать на судьбу мирового пролетариата и всеобщее равенство и братство! И там ничего не изменится, потому что на смену ему придет Рауль!
У Педро на родине осталась девушка. Его мечта – закрепиться здесь и вызвать ее, чтобы вместе созидать уютное мещанское гнездышко с многочисленной шумной чернокожей ребятней. Но, похоже, до этого далеко. Наконец судьба улыбнулась и нам, утренней улыбкою Авроры. Подошла наша очередь. Мы на целых три дня стали полноправными членами испанского общества с крышей над головой.
Внутри центра чистенько и достаточно уютно. (Убираем сами – уборщиц тут нет!) На стенах в коридоре фотографии счастливой жизни обитателей приюта. Вот они, улыбаясь, сидят дружной интернациональной семьей в парке, рядом с центром, вот они трапезничают в столовой, играют в волейбол. А вот какой-то добрый проверяющий чиновник с чувством пожимает руку старичку-арабу. Рай, да и только!
В маленьких комнатках по два человека. Меня поселили с болгарином Андреем. Собственно, он не такой уж и Андрей. При рождении его назвали – Айпан. Он родился в мусульманской семье. Но в 1981 году Тодор Живков решил всех мусульман в массовом порядке назвать «нормальными» христианскими именами. Так Айпан стал Андреем. В Болгарии он работал сначала у себя в Ловеке барменом, потом в Пловдиве на маленьком пивоваренном заводе. Но вскоре пришла перестройка, у болгар кончились деньги и они перестали пить пиво. Завод прикрыли, а Андрей поехал искать счастья за моря. Правда у него безвизовый въезд в Испанию и он здесь на законном основании, в отличие от меня.
В первую же ночь, в соседних апартаментах случилась драка. Морроканец Али, слегка обкурившись, стал качать права своему соседу, венесуэльцу Габриэлю. Его утешали три латиноса при помощи капоэйры. На следующий день на Али настучали начальству и он был с шумом выдворен из ночлежки. Один день он провел под крышей. Это был не его день. И не мой. Потому что кто-то из бедолаг спер сумку с DVD-дисками, подаренными мне лауреатами Порно-фестиваля. Интересно, на чем они будут это смотреть, побирушки?
Cлужащие приюта, заносчивые, пузатые дядьки, относятся к нам, безродным лимитчикам, свысока, примерно, как москвичи к таджикам. Мы, заискивающе улыбаясь, с поклоном приветствуем их. Разве только гузно не лижем. Перед уходом, мы наводим идеальный порядок, тщательно заправляем койки, моем полы. Я два раза перемывал, как салабон: Луиса, дежурного по корпусу, не устраивало мое усердие. В приюте нас кормят два раза в день: завтрак и обед. Я не знаю, как называется блюдо, которое я вкушал три дня подряд, но ингредиенты я вычислил. В нем было: вермишель, капуста, картошка, морковка, дыня, зеленый горошек, и маленький, с мизинец младенца, кусочек мяса. Но многие обитатели рады и такому угощению. Не у каждого были деньги на ветчину.
Последний гурман убирает столовую. По закону подлости я всегда оказываюсь последним. Я обычно поглощаю пищу задумчиво, (Впрочем, как и эвакуирую) смакуя, фиксируя в памяти ее вкус, чтобы когда-нибудь, в один из голодных, зимних вечеров, воскресить гастрономические воспоминания. Мы с марокканцем Мустафой, таким же «тормозом» как и я, вытираем столы, подметаем помещение и выносим мусор в контейнер, стоящий в ста метрах от корпуса. После уборки Мустафа, между делом, предлагает мне купить немного «дури» для настроения. Я вежливо отказываюсь. На том и расстаемся.
Подобная мягкая иммиграционная политика существует в Греции и в Южной Корее. Там за просроченные визы не бросают в темницы. Всегда можно откупиться. Зато в Англии и Америке с нелегалами не миндальничают. Только за прошлый год бдительные янки пристрелили 500 мексиканских мучачос, пытающихся перейти границу. А сколько их погибло в пустыне, на обходных путях, одному Богу Известно. Конгресс США одобрил закон, предполагающий возведение защитной стены на границе с Мексикой протяженностью 1100 километров, почти, как у китайцев. (У них – 5000 км! Поэтому там давно нет нелегальной иммиграции!) Нелегальный иммигрант в США считается уголовным преступником и его ждет тюрьма.
О! Дайте, дайте мне свободу!
Как ни странно, с тех пор, как я стал ходить с болгарином Андреем на поиски работы, полицейские стали с настойчивой регулярностью проверять у меня документы. А дело в том, что Андрей, заросший по уши черной щетиной, со сверкающими очами, был страсть как похож на всех террористов одновременно, портреты которых когда-либо публиковались в средствах массовой информации. Полицейские проверяли в первую очередь его, а заодно и меня, но претензий по поводу просроченной визы ко мне не предъявляли. Это дело эмиграционных служб.
Поиск работы результатов не давал. В основном я «пробивал» строительные организации. Каждый хозяин первым делом спрашивал меня «экстранхерию», муниципальную регистрацию по-нашему, «пермисо резиденсиа» – вид на жительство, и еще «пермисо траваха» – разрешение на работу. А где я им эту «экстранхерию» найду, если я никого пока тут не знаю. Те, кто приезжает к своим ушлым родственникам, ранее закрепившимся здесь, делают этот документ в течении недели. К тому же, в Испании требуются в основном девушки: квартиру убирать, за детишками приглядывать, и еще на консумацию (клиентов на бухало разводить). Мой болгарский друг Андрей вскоре устроился на стройку, у него было разрешение. А я остался один в своих творческих поисках. Два дня я ходил на «невольничий рынок» на Плаца дель Торо (Площадь Быка). Это похоже на рынок гастербайтеров на Ярославке. С 6 часов утра мы топтались в ожидании трудового счастья. Что может быть лучше для рабочего человека, чем найти работу! Но от моей худосочной фигуры работодатели шарахались, как от черта, даже не спросив, на что я мастер. (Дело в том, что я ничего не умею делать, поэтому полагал, что с такой квалификацией, могу пригодиться только на стройке, поднести чего-нибудь). Я сполна ощутил на себе испанскую неприязнь к гастербайтерам. Здесь к простому русскому пареньку относились так, как москвичи к молдаванину или таджику. В отчаянии, являюсь сдаваться в полицию Альмерии. Дежурный в голубой форме вопросительно смотрит на меня из-за стойки, как бармен, ожидающий заказа.
– Я из России, – не без гордости признаюсь я, – Мне необходимо политическое убежище! Осило политико! Ферштейн? Меня преследуют в России, зарплата низкая, житья нет от африканцев, геноцид, короче!
Полицейский, как мне кажется, сочувственно кивает головой. Потом звонит кому-то по телефону. Через минут сорок ко мне вышел пожилой человек, понимающий по-английски. Ре сказал:
– У нас маленький городок, сеньор. Мы не даем политического убежища. Поезжайте в Мадрид!
Вечером венесуэлец Габриэль прочитал в газете объявление, что требуется помощник в бар. Великодушно предлагает мне этот вариант. Сам он уже работает на строительстве отеля. Ранним утром бегу туда, чтобы никто не опередил. Первый вопрос хозяина, усатого толстяка: как у меня с испанским. Никак. Разговор закончен.
– Хочешь найти русских – иди в СССР! – посоветовал мне Педро, бармен из бара «Монсаррет», когда я уже потерял надежду найти русичей в чужой земле. – Они там собираются!
– СССР уже давно не существует, – с ностальгической грустью разочаровал я его, едва сдерживая слезы, в отчаянии сжимая кулаки. – Распался наш СССР!
– Да нет же! Работает! Вот тебе адрес! – и Хорхе чиркнул мне адресок русского бара с гордым названием «СССР».
Back In the USSR!
«СССР» находится на улице Padre Mendes. Девочки за стойкой Виктория и Оля обрадовались новому русскому клиенту, как учитель зарплате. По телеку – Верка Сердючка, из колонок – Шафутинский, «За милых дам», «Таганка»… Россия, короче.
– К вечеру здесь много соберется наших! – обещает хозяйка бара Оля. – Здесь, у нас, как русский клуб.
Рядом – магазин «Каравай». Тут и DVD можно купить с русскими фильмами, и водку, колбасу и селедку. Я почувствовал некоторое облегчение.
– Мы тут все русские, кто говорит по-русски, – философски провозглашает Юра из Донецка, – Нет ни ли Литовца, ни украинца, ни молдаванина.
Ну, блин, прямо, апостол Павел, какой-то! Ага! Поняли, наконец-то, что мы все братья! Для этого надо было в Испанию эмигрировать? Нерьюс из Литвы уже 6 лет попирает испанскую землю. Зарабатывает на хлеб в автомастерской 1500 евро в мсяц. Он уже купил в кредит квартиру за 100 тыс евро.
Другой литовец Виткас, работает в парниках на помидорах. Зарабатывает 36 евро в день. Виткас, в свои тридцать пять успел уже повоевать в Чечне и в Иране. Два ранения. Он посвятил меня в секреты экономики холостого гастербайтера. Она такова:
1000 евро в месяц – зарплата.
130 – плата за квартиру. (Они снимают вдвоем с приятелем за 260).
В 100 евро можно спокойно уложиться на питание себя, любимого.
250-300 евро Виткас позволяет себе безрассудно широко, по-гусарски, прокутить с дамами. А 500 евро можно спокойно откладывать в чулок на спокойную, сытую старость.
Познакомился я в «СССР» с двумя яркими русскими девочками: Наташей и Анжелой из Курска. Они употребляли мороженое за соседним столиком. Наташа убирает квартиры у ленивых испанцев, а Анжела работает няней, а по выходным тоже подрабатывает уборкой квартир. Получается примерно по 500 евро в месяц.
– Мне снимает квартиру мой друг, испанец. А то бы, конечно, моей зарплаты не хватало бы. – здраво рассуждает Наташа.
– Я тоже живу у своего друга. А без поддержки – совсем труба.
Короче, они на содержании у испанским кабальеро. Это все же лучше, чем в публичном доме.
– К русским не устраивайся! Обманут! – предупредила Наташа, – Мне за три месяца этой весной не заплатили. Говорят: пока денег нет. Я уже перестала звонить. Бесполезно.
– Не верь, – разочаровывает меня чуть позже Виткас, – Квартиры какие-то они убирают! Неужели по ним не видно, чем они зарабатывают?
На следующий день мы едем с Виткасом к нему на работу, в парники.
– Там еще есть места, – обнадеживает Виткас. – Вчера одного мужика из Анголы приняли.
Я, как потерявшийся тетерев, не теряю надежды свить временное гнездышко на теплой груди ласковой Андалусии. Но ласковая Альмерия отчего-то не хочет, чтобы я гнездился у нее на груди. В Испании судьба ослепительно улыбается одним, и почему-то криво ухмыляется и щерится желтыми зубами другим. Хозяин Лусио пожал мне руку, но, узнав, что я русский, вырвал ее торопливо и брезгливо, в панике замахал руками. По его торопливой, сбивчивой речи я понял, что мне отказано от дома.
– Ты ступай в «Альмерию по-русски», – советует мне вечером Оля. – Это такая организация, там помогают всем русским. Они летом даже труп одной проститутки помогли отправить в Россию. Она от передозировки умерла…
Там, где Путин плохо идет
На прилавках магазина «Альмерия по-русски» – водка «Столичная», пиво «Балтика» (1,2 евро за бутылку!) сало, селедка, колбаса «Московская», ветчина «Микояновская», криминальное чтиво: «Анна Каренина», Маринина, «Русские народные сказки», Жан Анри «Жизнь насекомых», Дарья Донцова, Владимир Путин «Разговор с Россией», матрешка «Путин», русский национальный сарафан, балалайка, CD Татьяна Буланова, «Руки вверх», Александр Буйнов, избранное…
– Как Путин идет? – спрашиваю продавщицу.
Плохо, – огорченно отвечает та. – Ни один не ушел.
– А что хорошо идет?
– Продукты лучше всего идут и книги. Фильмы идут. Музыка уходит.
Из «Альмерии по-русски» можно позвонить на родину по льготному тарифу, можно переслать деньги родным, купить «Комсомольскую правду», посмотреть русские сериалы, ток-шоу, юмористические программы по телевизору в зале отдыха. И просто поболтать по-русски.
С хозяином магазина и президентом ассоциации Моноло я познакомился в уютном городке Ракетос, в офисе, куда пришел, за помощью, с характерной русской тоской во взгляде и, с не менее характерной, протянутой рукой. Моноло, простой испанский паренек, лет 40, сидел за столом, и в чем-то горячо убеждал абонента на другом конце провода. Зато его шестилетняя дочурка Маша проявила интерес к русскому дедушке.
– Ты работу ищешь? – угадала она без труда.
– Да, – удивился я ее проницательности.
– Найдем! – уверенно пообещала она. И на душе стало легко. Наконец, Моноло освободился. Заметив в моих глазах голодный лихорадочный блеск, он сказал по-русски, с заметным акцентом:
– Пошли ужинать, там все расскажешь.
Мы сели в его Джип и поехали на побережье. Из колонок доносится родное «Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему». Маша с вдохновеньем подпевает Надежде Кадышевой.
– Папа! Поставь «А мне мама целоваться не велит!» – просит она. Маша с папой говорит по-испански, с мамой по-русски. И никогда не путает. За ужином, в итальянском ресторанчике, я поведал Моноло свою беду. Марина, русская жена Моноло, помогала нам преодолеть языковой барьер.
– Боюсь, тебе нелегко будет найти работу. – задумчиво произнес Моноло, – Если бы ты, хотя бы испанский знал, можно было бы что-нибудь придумать. А так… Ну, ладно, утро вечера мудренее.
Откуда у парня Российская грусть
Маноло – это уменьшительное от Мануэль. Отец Мануэля … – отчего-то любил Россию, хотя никогда там не был. Он собирал русские пластинки, смотрел русские кинофильмы, читал русские книги. В его кабинете, над столом, всегда висел портрет русского вождя Ленина. Как ни странно, до сих пор многие испанцы помнят события гражданской войны, когда российские парни хаты покинули и пошли в Испанию воевать, чтобы землю в Гранаде крестьянам отдать. Маноло с детства априори тоже любил Россию с ее березками и тополями, с бескрайними степями, с ее беспутными сынами, с ее незамысловатой попсой и волоокими, статными, исполненными глубокой мудрости, красавицами. После армии занялся коммерцией. А поскольку женой его стала, естественно, русская девушка, то и направление он выбрал русское. И не ошибся. Доходы от магазинов «Альмерия по-русски» позволяют ему оказывать посильную помощь русским эмигрантам. Ну, какая помощь? Консультирует таких «чайников», как я, которые не знают своих прав и обязанностей. Вытаскивает из полиции, если придется. Оформляет новые паспорта и визы, осуществляет официальные переводы в Россию, ставит на консульский учет, помогает найти работу и продает авиабилеты в Россию. Случается, отправляет на родину больных и мертвых. Этим летом в Альмерии произошел досадный инцидент. Маноло не хочет об этом вспоминать. Мне потом девочка Катя из того самого борделя поведала жуткую правду.
Работала с ними в бригаде девушка из Казани. Пользовалась бешеной популярностью у клиентов. А чтобы она не засыпала, хозяин ее подсадил на кокаин. Она понюхает – ее вставит, и с новой силой на трудовую вахту. Могла бы хорошие деньги заработать при таком стахановском подходе. Да только так она подсела, что практически, весь ее заработок стал уходить на наркоту. А хозяину нормально: он и на наркоте наживается и с клиентов за качественный секс получает. Однажды девушка перебрала. Похоронили ее за счет «Альмерии по-русски». Однако через пару месяцев родители девушки узнали о смерти дочери. Маноло устроил им поездку в Испанию на могилу дочери. Им очень хотелось, чтобы дочь была похоронена на родине. Пришлось добиваться разрешения на эксгумацию. Для этого необходимо было пройти десятки учреждений, выпросить сотню документов. И в конце концов Маноло лично сопроводил гроб в Казань. Одна только эксгумация обошлась его казне в 2000 евро.
– Чаще всего приходится отправлять в Россию девушек с помутнением рассудка. – говорит Маноло с грустью, – Не все девичьи мозги могут выдержать этой жизни. Мне в последнее время часто звонят из психиатрической лечебницы: забирайте новую пациентку. Они же приехали сюда от мамы с папой, еще дети совсем. Думают, что тут солнце, праздник, заработают деньги, посмотрят мир и уедут домой. Но я таких что-то не припомню. Большинство так и остаются здесь. Некоторым везет, им снимают квартиры богатые старички. Находят им работу. Эти девушки адаптируются. Некоторые замуж выходят.
Честно говоря, я не очень-то надеялся на помощь Маноло. Кто я такой, чтобы мне помогать? Мой срок пребывания в приюте закончился, и я уже собрал свои нехитрые пожитки, чтобы переместиться в Мадрид, просить политического убежища в короля Хуана Карлоса. Но, неожиданно позвонил Маноло:
– Собирайся! Будешь работать в парниках. – сказал он кратко.
