Из серии «Роман с комсомолкой»

«D’où venons nous? Que sommes nous? Où allons nous?»
(«Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?» Поль Гоген)

1999 год.
— Взрыв жилого дома в Москве (район Печатников). Обрушились две секции дома. Погибло более 90 человек. В стране началось круглосуточное добровольное патрулирование гражданами территории вокруг своих домов.
— В России за голову чеченского боевика Шамиля БАСАЕВА назначается награда в миллион долларов.
— На аукционе в Нью-Йорке платье Мерилин МОНРО продается за рекордную для одежды цену — 1 млн. 267,5 тыс. долларов.
— Президент России Борис Николаевич ЕЛЬЦИН уходит в отставку. С 12:00 исполняющим обязанности президента становится премьер-министр Владимир Владимирович ПУТИН.
— Александр Мешков влачит скудное существование безработного в городе Воронеж, перебиваясь случайными писательскими заработками, написанием сценариев для местного телевидения и радио, игрой на гитаре на свадьбах, корпоративах, сбором и сдачей порожней стеклотары.

1999 год. Поселок Придонской (пригород Воронежа).

— Ты! Ты убил его! – кричал он мне, брызгая слюной, — Я сейчас блять посажу тебя к уголовникам у меня как раз двое сидят они тебя отпиздят отпетушат во все дыры и ты во всем сознаешься ты сука приползешь ко мне и будешь умолять меня дать тебе бумагу для чистосердечного признания!

Это был «злой следователь». Кстати от него по-прежнему, как и в первую нашу встречу, пахло перегаром. Ни за что не поверю, что за два дня не выветрилось! «Добрый следователь» стоял и безучастно смотрел в зарешеченное окно. «Злой» был одет в невыразительный серый пиджак. Зато «добрый» был в яркой рубашке, на которой по ядовито зеленому фону были разбросаны неведомые современной ботанике цветы. Такое ощущение, что он пришел на работу сразу после исполнения пасадобля и джайва на районном конкурсе бальных танцев.

— Да не убивал я его! – сотый раз повторял я, — Он мой друг…

— Друг? Я охуеваю!!!! Друг! Да моя профессиональная практика показывает, что убивают, как раз близкие друзья. Вы ведь бухали целый вечер? – скорее констатировал, чем спрашивал «злой». Я понурил голову. Хотя она и так была понурена.

— Да, мы бухали, — не стал я отрицать. А про себя подумал: «А сам-то ты не бухой? На работе, тем более! Фемида бухая!»

— Потом сцепились из-за девки. Так? – пристально глядя мне в глаза умоляюще вопрошал он. Сильно хотелось ему дело закрыть и меня посадить. Мы не могли сцепиться из-за девки, потому что не могли. Влад был счастливо женат. Он любил свою жену. А мы относились к ней, как к своей младшей сестричке. Она была для нас святая. А то, что ко мне приходят святые девочки, с лохматой вульвой, это никого не касалось!

— Да что вы… Дина, вообще-то моя девушка. А Влад был, как вы знаете, женат. И жена его, Лада, была беременна. Не срастается ваша теория, – сказал я, умело пряча ехидные интонации. А тут еще вспомнил армянскую лохматушку и возбудился. А тут еще другие лохматушки возникли в сознании.

— Успокойся, Володя. Угомонись! Видишь: он испуган! Закуришь, Саш? – спросил, поворачиваясь, нежно второй, «добрый» следователь, протягивая мне пачку сигарет. О! Боги! Как примитивно они это делают! Насмотрелись сериалов! Но от «закурить» я не отказался. Я бы и выпил. Но не предлагали. Хотя, по моим наблюдениям, судя по состоянию «сурового следователя», «у них с собою было». Не такой уж он и «добрый» этот второй.

— Тогда помоги нам, подскажи, как объяснить то, что выйдя из твоей квартиры, Влад оказался мертвым, лежащим на подъездном козырьке? – спросил «добрый». – И почему ты не сказал, что кроме тебя, Влада, Василия, и Дины, была еще одна девушка?

— Потому что та, еще одна, пришла только на следующий день. После того, как я от вас вернулся!

— Но Василий сказал, что она была в вечер убийства.

Если честно, то и я не все помнил. В этот вечер ко мне много приходило разных друзей. Мелькают лица! Но, кто? Я пытаюсь разобраться в открытках воспоминаний. Дева из маршрутки, брат ее. Кто-то выдул целый пузырек дорогого одеколона! Он стоял на полочке, в туалете. И теперь там пустая баночка. Кто выдул? Я бы мог этим одеколоном целый месяц мазаться и благоухать.

— У Василия – стресс! Пьяный стресс! – ору в панике я, — Если бы ваш друг погиб, вы бы и имя свое забыли. Мы хоть имена свои помнили.

— Ну, что ж, спросим у нее. Кто она? Фамилия? Имя? Адрес? – «добрый», как сок, следователь, взял авторучку и придвинул к себе большую тетрадь.

— Я не могу сказать: она замужем, — потупился я. Эта девушка, сказала, что она замужем. Мы замужних не сдаем!

— Што-о-а-а? Да ты, еб твою мать, сейчас в камеру пойдешь, к ворам, — напомнил громко мне на ухо «злой» следователь. Я напрягся, пытаясь вспомнить имя той, которой не было в квартире моей, в момент гибели Влада.

— Но я, правда, не знаю, как ее фамилия. Мы с ней только пару раз встречались.

Если не для следствия, а для читателя: она сняла меня в маршрутке. Она там, деньги собирала, кондукторила. Но сошла со мной на моей остановке, бросив свою работу («Стой! Ты куда, блять!» — услышал я вдогонку слова, шофера маршрутки) и улеглась через пару стаканов в мою постель, скинув труселя: настолько я ей стал внезапно мил. Не поверите: я даже документы у нее не проверил.

— Людой зовут ее. – «вспомнил» я, — Она кондуктор в маршрутке. (О! Боги! И какие только не ходят ко мне девчата! И коварные проститутки, и честные студентки, и кондуктора, и кассиры, и продавцы женского белья, и санитарки, и овощеводы! Вот балерины и оперные певицы, почему-то меня избегают. Боятся, что я изобличу их в фальши и подвергну наказанию)

— Найдем! – пообещал «исполнитель джайва».

— Иди пока! – поджав в обиде губы, сказал «невыразительный, немодный пиджак», — Свободен. Пока свободен, журналист хуев… Я тебя наскрозь вижу! До скорого свидания. Кстати, сколько лет девчонке, которую я сегодня застал у тебя дома на диване?

— Девятнадцать! – нагло соврал я и густо покраснел.

— Смотри, Мешков! Я проверю! Ты у меня еще за совращение несовершеннолетних сядешь!

***

Я вернулся домой. Наташка, как самка Купидона, беззаботно лежала на диване, обнажив свои пухлые прелести, в той же развратной позе, в которой я покинул ее, когда за мной пришли менты, и манипулировала пультом телевизора. Мгновение словно остановилось, хотя прекрасным его не назовешь, хоть ты лопни.

— Они били тебя? – не глядя на меня, спросила Наташка, без интонации заботы и участия.

— Да нет. Только изнасиловали немножко, — ответил я безрадостно.

— Че, правда? – подскочила она в каком-то первобытном восторге.

— Успокойся. Ступай домой. Мне надо отдохнуть… — я и, правда, страшно устал. Нервы были на пределе. К тому же, она – несовершеннолетняя. А «этот» гад, и, вправду, может проверить.

— Ой, да пожалуйста! – надула она и без того надутые, амарантовые губы. В мутное окно мое заглянула Вечность, уставшая от Жизни, и хмурый день, обезображенный омерзительным, тяжким общением, обидой и тоской, стал вдруг Прекрасен и Светел…