Я приехал в Голливуд…

		© А. Мешков
	ГОРОДА и ЛЮДИ

Я приехал в Голливуд, думал, что меня там ждут!

Не верь таксистам, адреса говорящим.
Судя по размерам жилища, дела у Квентина шли отлично. Сквозь заросли дрока видно широкое подворье с открытым бассейном и вертолетной площадкой. Огромный дом в три этажа с колоннами. В доме том, поди, одних сортиров штук десять, а то ведь случись чего-то несвежего съесть, можешь и не успеть добежать из одного края в другой. Раз на раз ведь не приходится. Все мы люди. Нам всем знакома такая ситуация. Я вытащил свой сценарий на изготовку, чтобы сразу с порога, прямо в сенцах, ошарашить моего гипотетичного друга, и подошел к массивной дубовой двери. А может, и не дубовой, а наоборот – баобабовой. На двери той висит такой ящик, и написано "Нажми кнопку и жди". Я сделал все строго согласно инструкции.
– Кто там? – спросил меня низкий мужской бас из ящика. (Тарантино? Сам? Собственной персоной? – промелькнула по мозгам шальная мысль. И сердце радостно забилось утренней пичужкой в уставшей груди).
– Я – Саша Мешков из России, – гаркнул я охрипшим от волнения голосом прямо в коробку. – Я для вас сценарий фантастического боевика написал. Вот он у меня с собой! В руках!
– Не кричи! Какой еще там, на хер, сценарий! Ты че там, Саша, совсем больной что ли? – взволнованно спросил мужик на том конце.
– Погоди, – сказал я. – Тарантино Квентин, режиссер, тут не живет?
– Какой еще, на хер, Тарантино? Ты че там, совсем что ли, охренел?
– А мне сказали, что он тут живет!
– Ты – охренел! Никогда он тут не жил! Тут всегда мистер Джефф Аарон Шнифт жил, живет и будет жить!
– А где Тарантины живут, не подскажешь ли Шнифт?
– А хер его знает! Одно тебе могу сказать точно – здесь живу я!
И тут я вдруг все понял. Эти американские парни в маршрутке прикололись надо мной. И что-то мне такая досада на них взяла, что я тут же мысленно обругал их одним нехорошим выражением, чтоб знали, как прикалываться над русским сценаристом. Но уже через пять минут досада прошла, а пришла жалость к этим, в сущности, неплохим парням, обделенным даром писать сценарии. Я то ведь, через год буду обмывать с Памелой Андерсон нашего Оскара, а они всю жизнь будут маршрутку свою водить!

Ночное рандеву на закате дня!
И я пошел искать Тарантино эх, вдоль, да по Лос-Анжелосу. Пешком пошел. Найти Тарантино в этом кишащем муравейнике оказалось делом не таким уж простым, как может показаться поначалу. Иду-иду… есть захотел – купил себе какой-нибудь чисбургер-гамбургер, скушал буритос, и дальше иду. Захотел по нужде – зашел в кафе, справил и дальше идешь. Нужник у них называется Rest room& И ведь как это мудро! Действительно, именно только там можно по-настоящему отдохнуть душой.
По Лос-Анжелосу ходить не противно, а даже где-то – приятно. Там ведь кругом относительно чисто, потому что штраф за брошенный мимо урны окурок – 500 баксов. Бухнуть на улице – 500 баксов. Да и купить с утра пива – большая проблема. Вино-водочных магазинов – очень мало. Это я на всякий случай тем, кто в глубине души задумал поменять место жительства.
На улицах виртуозные музыканты блюзы играют, шпаги глотают, на ушах стоят – публику веселят. Один душка-музыкант так задушевно играл на гитаре, (Пако де Лисия отдыхает!) что я , зачарованно простоял возле него два часа. Закончив играть, он выжидательно-вопросительно и достаточно выразительно стал смотреть на меня.
– Извини, приятель, сейчас у меня с деньгами туговато… – смутился я.
– Должен будешь! – добродушно сказал он.
Бродячих собак совсем нет, а за домашними ходят с мешочком и совочком. Это опять же 500 баксов. Если сам оправился – тюрьма! А то и кастрация. В зависимости оттого – сколько навалил. Другими словами: забодяжил мульку – отвечай по понятиям. И перед законом нет ни фраера, ни лоха! Дороговизна, в общем, страшная. У нас-то подешевле будет. Даром почти все. Жить легче. И веселее.
В один из несуразных ночных часов своей жизни мне вдруг ни с того, ни с сего спать захотелось жутко. А кругом одни только шикарные дорогие отели, с двумя спальнями, с тремя сортирами, а на кой мне три сортира, если мне и одного много? А дешевых мотелей в радиусе десяти миль по азимуту, как назло, нет. А в Лос-Анжелосе прямо на улицах, тут и сям, бродяги спят кругом. Их никто не трогает, и они никого не трогают. Они являются частью пестрого городского пейзажа. У некоторых бродяг есть такие тележки, позаимствованные в магазинах, в которые они собирают всякую утварь из мусорных контейнеров. Одна такая девушка лежит возле своей телеги, словно в спальне на тахте, ногу за ногу закинула, курит и в небо смотрит. Нормальная такая, деваха. Только страшная очень. И старая. А так ничего. И еще запах изо рта такой, будто она по случайности вместо цыпленка несвежего скунса скушала. К тому же – она была зажиточная чувиха. У нее полна телега всякого барахла. Но я тоже не нищий! У меня в рюкзаке – полная фляга коньяка. На всякий случай, мало ли чего. Для бартера, в частности, для представительского расхода, и для внутренних проблем. А тут чую – бартер возможен!
– Привет! Выпить хочешь, крошка? – спрашиваю.
– Охотно, приятель! – ответила она, даже не взглянув в мою сторону. Я налил ей в пластиковый стакан коньяку и она его тут же залпом и махнула. Звали ее просто – Сара.
– Сарка! Не одолжишь ли мне какого-нибудь барахла на одну ночь? – спросил я ее после того, как она махнула еще полстакана моего коньяка. – Я его даже не буду никуда уносить, а прямо рядышком с тобой и вздремну, а то прохладно как- то!
– Ложись, парень! Подстилай под свою задницу что хочешь! Барахла тут на всех хватит!
На том и порешили. Я расстелил на асфальте незамысловатую постель, положил под голову рюкзачок и разлегся, как барин какой. А Сарку вскоре развезло, Всевышний наслал не нее словесную диарею (и хорошо, что словесную, подумал тогда я) и она начала рассказывать мне про свою странную жизнь. Сама она из Портленда. Раньше была студенткой, должна была лоэром стать (так называют юристов в Л.А.), а потом вдруг какой-то друг подсадил ее на кокаин и она тут же автоматически перешла в бродяги. Но ей нравится такая беззаботная жизнь. А что – тепло, светло, а на бухло всегда можно заработать: банки и бутылки собирать по контейнерам. (Банки принимают по 10 центов!) Говорила она быстро и мутно. Грань между пониманием была тоньше волоска младенца. Я, в свою очередь рассказал Сарке, что привез сценарий блокбастера для Тарантино. Она была приятно поражена, что спит почти рядом с настоящим сценаристом. Я хотел спать, но все-таки я был у нее как бы в гостях, поэтому долг вежливости вынуждал меня слушать. В конце концов голос ее уплыл в глубины космического пространства и я отдался во власть Морфея. Проснулся оттого, что ее рука, озоруя, шаловливо шарила у меня в паху. Я очень вежливо, чисто по джентельменски попросил ее согласия перенести начало наших близких отношение хотя бы на утро. Она легко согласилась, с условием, что я еще ей плесну коньячку. На том и порешили. За ночь она меня будила еще пару раз, чтобы я ей плеснул еще немного. К утру фляга была пуста. Когда мы прощались, она вдруг неожиданно призналась:
– Знаешь, а я ведь тоже сценарии пишу!
– Да ну тебя! – от такого признания у меня перехватило дыхание. Как, Значит я не один!
– Покажи! Она полезла в недра своего движимого имущества и извлекла тетрадь в яркой, твердой обложке. Вся тетрадь была исписана мелким, красивым почерком и исчеркана маргиналиями. Ее сценарий назывался "Outside" и начинался он словами: "One young tramp was on tact…"

Не гуляй по Санта-Монике один в ночи.
Я зашел в ближайшее кафе, умылся и почистил зубы в ихнем сортире, выпил чашку кофе и летящей походкой двинул по улице Санта Моника навстречу своей судьбе. Я шел, время от времени спрашивая прохожих, где тут живут режиссеры или на худой конец – пункты приема и оценки сценариев. Все улыбались мне, пытались якобы вспомнить, но ничего путного сказать не могли. Некая чернокожая одалиска, попавшаяся мне навстречу, улыбнулась мне белоснежной улыбкой и ответила вопросом на вопрос:
– Может быть, лучше посидим где-нибудь? Допустим, у меня? Тут – рядом!
От такой неожиданной удачи я на время потерял дар речи, дар слуха и похоже репродуктивный дар. Высокая, грудастая, губастая, глазастая, вихрастая – она была мечтой любого начинающего российского сценариста!
– А за сколько? – спросил я, облизывая пересохшие устья губ.
– Ты меня не понял! – ответила она и добавила с каким-то слепым отчаянием и горечью, – И никогда не поймешь! Повернулась и пошла, вихляя своим тощим задом. Ой! Я не могу! Загадка природы! Я ее не пойму! Что там понимать-то! Тоже мне – Уитни Хьюстон! Да и, собственно, так ли она хороша? Да, Сарка, и та – лучше! Даром, что – белая! Я грязно выругался про себя и пошел дальше сценарий пихать. Потом ко мне еще и еще подходили какие-то мужики и девчата, предлагали свою помощь. Такие все общительные и какие-то гипертрофированно человечные. Лишь под вечер, в каком-то занюханном барчике, куда я присел перевести дух, один выбритый до блеска, лысый старичок, с живыми похотливыми глазками, пояснил мне, что в этом районе сценаристы не живут, а живут одни только голубые педерасты. А сценаристы живут дальше! Это как бы район интенсивного мужеложества.
– Кстати, – воскликнул старичок радостно хлопнув меня по коленке, – а ведь мы с вами коллеги! Да! Я ведь тоже в молодости сценарии писал! И какие сценарии! Я даже могу вам почитать один из них! Называется "Смерть геронтофила". Пойдемте? Вам будет весьма интересно, батенька!
Я отказался от прослушивания сценария, хотя узнать, отчего умер геронтофил, мне было бы интересно и полезно. Но, что-то меня останавливало от этого необдуманного шага. Возможно, его ласковые повадки. Так вот какие люди живут на Санта-Монике! То-то я смотрю, что это мужики ходят по улице парами, за ручки, в обнимку и целуются! И тут-то до меня дошел глубокий смысл фразы той смуглянки-африканки, что пригласила меня к себе домой, и вот тогда-то я наконец и разгадал ее непостижимую загадку.